Серебряный змей в корнях сосны – 2

– Но что ты сможешь сделать? – удивился Кента. – И кто ты такая?

Девушка встала так, чтобы они оба видели ее.

– Меня попросили о помощи, – ответила она уклончиво, продолжая чуть опускать голову, платок и скучное одеяние служанки делали ее безликой, совершенно не запоминающейся. Была ли она хороша собой иди дурна? Юна или вошла в замужний возраст? Хизаши напрягся, подспудно ожидая подвоха.

– И тебе совсем не страшно? – спросил он.

– Страшно. Но я не отказываю в помощи тем, кто меня попросил.

– Но мы не просили.

– Я и не о вас, – спокойно произнесла она и замолчала. Хизаши решался недолго, чем-то эта странная девица его подкупила.

– У меня за пазухой листок с рисунком нашего знакомого, постояльца рёкана. Ты знаешь, что он означает и что с ним планировали делать?

– Рисунок? – оживилась Чиёко.

– Что за рисунок? – удивился Кента.

– Дай мне взглянуть.

– Я бы и рад, но тебе придется научиться летать, – хмыкнул Хизаши. Чиёко была невелика ростом, и ей ни за что не допрыгнуть до них с Кентой, хоть они и висели не так уж высоко над полом.

Девушка огляделась и решительно направилась к тем столам, за которыми сидели хозяйка с дочерьми. Они были низкими и квадратными, на вид легче остальных, и Чиёко, стиснув зубы, потащила ближайший к центру зала.

– Светлые ками… – охнул Куматани. – Если бакэнэко ее услышат, убьют. И это будет на нашей совести.

Хизаши со своей совестью обычно договаривался легко, а тут вообще не переживал, потому что мог заранее ощутить приближение других ёкаев, если они не скрывались. Но едва ли старая бакэнэко теперь станет тратить на это силы. Чиёко меж тем встала на стол и попробовала дотянуться до Хизаши. Ее ладошка зашарила по ткани юкаты, пальчики нырнули за отворот и пощекотали кожу.

– Осторожнее, – дернулся он. Касание постороннего человека было ему неприятно. – Где твоя девичья стыдливость?

– Тц! – дерзко выдала она и наконец ухватила листок за краешек. Пошатнулась на носочках и вцепилась в пояс Хизаши, чтобы не упасть. От рывка он едва не взвыл. Прежде и подумать не мог, что простое висение причинит такую боль! Эти кошки знали толк в пытках.

– Готово! – обрадовала их Чиёко, спрыгнула со стола и поволокла его на прежнее место. Когда с этим было покончено, она устало вздохнула и развернула добычу.

Куматани тихо спросил у Хизаши:

– Учиду нарисовали, а нами расписали ширму. К чему это? Какое-то кошачье колдовство?

– Изображение живого человека при соблюдении определенных условий может похитить его душу, – припомнил Хизаши суеверие. Еще будучи собой, он любил слушать бродячих монахов и сказителей, которые знали сотни историй и песен обо всем на свете. Может, многие его знания были от них? Он не помнил.

– Бакэнэко украли у них души? – не поверил Кента, но ответил ему не Хизаши, а Чиёко.

– Да. А их тела с заходом солнца занимали кошачьи души, не ставшие нэкоматами[49].

А она неплохо осведомлена, подумал Хизаши, да и не боится, как бы боялась любая другая, когда речь заходит о сверхъестественном.

– Получается, тебя попросил о помощи тот, кто угодил в лапы бакэнэко?

– Можно и так сказать. – Она свернула листок в трубочку и убрала в рукав. – Я найду способ освободить душу вашего друга. Пока не начался званый ужин, и душа, и тело еще нетронуты.

Куматани с тревогой напутствовал:

– Прошу, будь осторожна. Простым людям опасно иметь дело с колдовством. Ты можешь пострадать.

Чиёко обошла Хизаши и встала перед Кентой.

– Я знаю. Спасибо за заботу, Куматани-сама.

После ее ухода Хизаши вновь погрузился в размышления. Бесполезно гадать, кто эта девушка и как собирается разрушать чары бакэнэко. Сейчас важнее другое – есть ли у них шанс освободиться до начала призрачного банкета, а если нет, то как можно потянуть время и не дать сожрать себя раньше, чем придет подмога? Парад ста духов устраивается каждый месяц, но в каждом – в свои дни, нынче это день Собаки. А месяц опадающих листьев еще знаменит Обоном, потому считается особенным для сверхъестественного народа. Угораздило же так влипнуть.

– Скорее, скорее, сестры, – поторопила вдалеке одна девушка остальных, и вместе с цоканьем коготков по полу и шорохом одежд в зал впорхнули четыре младшие кошки, Минори, Миюки, Момоко и Михо. Они все еще сохраняли человеческий облик, но глаза их сверкали как болотные гнилушки в летней ночи.

– Матушка взволнована, – поделилась вполголоса младшая, – говорит, такого званого ужина мы давно не устраивали. Гости будут в восторге.

– Шевели лапами, – прикрикнула на нее старшая. – Иначе ничего не успеем.

Они быстро принялись расставлять на столах вокруг белоснежные глиняные кувшинчики, запечатанные красной бумагой с оттиском кошачьей лапы. Бумага эта явно была непроста, Хизаши ощущал на ней колдовскую печать. Наверняка в сосудах томились украденные души.

Девушки-кошки почти закончили, как одна вскрикнула.

– Беда! – всплеснула она руками. – Один кувшинчик куда-то запропастился.

– Ты хорошо смотрела в кладовой?

– Конечно, хорошо! Если матушка заметит…