Серебряный змей в корнях сосны – 2

– Что-то не тянет проверять. – Хизаши потянул Кенту прочь. Инстинкты подсказывали держаться от источника звука подальше, он искал такую комнату, где их бы не сразу нашли. А меж тем невидимый музыкант перестал терзать одну единственную струну и взялся за игру всерьез. Перебор был быстрым, резким, по-своему красивым, то нарастающим, как камнепад в горах, то обрывающимся на высокой ноте и спускающимся медленной морской волной. Сердце Хизаши поймало ритм и билось с ним в унисон – теперь он ощущал силу другого ёкая ясно и четко. Выходит, минувший ужин показался таким странным, потому что на нем еще не было главного блюда – их.

– Сюда, живо.

Хизаши втолкнул Кенту вперед себя, обернулся и никого не увидел – в свете выглянувшей луны галерея была как на ладони, залитая серебром и вязью танцующих теней. И все же Хизаши показалось, что движутся они как-то неправильно. Он тихо задвинул створки за собой и в полной темноте обратился к Кенте:

– У тебя есть защитные талисманы?

– С собой? Разумеется, нет.

– Так и знал.

– Но я хорошо помню, как их писать. Если зажечь свечу, я…

– Нет, никаких свечей, – отрезал Хизаши. – Я сам все сделаю.

За неимением туши или киновари, он чиркнул кромкой веера по пальцу и своей кровью расписал сёдзи по бокам и над верхней перекладиной. Решетку доуман нанес на веер – кровь быстро впитается в белоснежную бумагу, но пока этого не случится, у них будет дополнительная защита. Что еще можно сделать?

– Музыка стихла.

Хизаши заметил это только после слов Кенты. Перерыв или конец? Или он зря так старается?

Кента прошелся по комнате, неожиданно ловко двигаясь во мраке, лишь чуть расставляя руки в стороны, впрочем, кроме низкого столика и ширмы в углу, врезаться тут было не во что. Именно на ширму Кента и набрел.

– Осторожнее, не шуми ты, как медведь, – зашипел на него Хизаши.

– Почему так пахнет свежей краской?

– Нашел время краску нюхать!

– Но…

– Ни звука!

Хизаши приник к сёдзи, чтобы услышать шаги, если кто-то будет их искать, но вместо этого ощутил ауру старого ёкая. Нет, их точно больше двух. Например… пятеро.

– Поздравляю, с нами заигрывали ёкаи, – тихо, но очень ехидно сообщил он. Кента молча чем-то шуршал, и Хизаши, не выдержав, обернулся. – Ну просил же не шуметь.

Кента развернул ширму так, чтобы Хизаши увидел внутреннюю сторону.

– Что тут нарисовано? – спросил Кента.

Хизаши сквозь зубы помянул они.

– Что, Хизаши? Что тут нарисовано?

Каким-то шестым чувством Кента обращал внимание именно на нужные детали, не ошибся и на этот раз. Внешне на ширме были изображены павлины в саду, на внутренней недавно наносили совсем другой рисунок.

– Полагаю, это мы.

– В смысле? – не понял Кента. – Зачем кому-то рисовать нас? Да еще и на обратной стороне чужой ширмы?

А вот Хизаши начало казаться, что он понимает уже почти все, но это «почти» могло дурно обернуться. Хизаши предпочитал знать все.

– Ты слишком много спрашиваешь. Не я же это рисовал.

Кента напряженно засопел, видимо, подавлял в себе поток новых вопросов А Хизаши в это время уловил пока едва ощутимое, но уже вполне реальное давление осорэ[47] старого ёкая. Да, их было больше, но опасность представлял именно этот, и Хизаши вдруг с неприятной ясностью понял: наспех начертанные обереги не помогут. Он инстинктивно встал так, чтобы закрыть собой беспомощного в темноте Кенту, но тут осорэ стала почти осязаемой, обычный человек бы вдруг почувствовал необъяснимый страх.

Впрочем, оммёдзи тоже были людьми.

Створки разъехались, и взору предстала сидящая на коленях прекрасная женщина в черном косодэ, расписанном золотыми и красными карпами. Лунный свет чуть серебрил ее гладкие, зачесанные вверх волосы и делал напудренное лицо еще белее, будто фарфоровая маска с темными провалами раскосых глаз с поволокой.

– Эта комната принадлежит другому, – сказала госпожа Асами, – гостю.

– Верно, мы, похоже, ошиблись, – прохладно отозвался Хизаши, раскрывая веер и обманчиво безобидно обмахиваясь им. – Во многом.

Глаза женщины-ёкая вспыхнули гневом, но она молодец, хорошо держалась, ничем не выдала своей сущности. Как и Хизаши в прошлом, она была хэнгэёкаем, животным-оборотнем. Но каким?

На ум приходило только одно.

– Эта пустячная ошибка ведь не стоит того, чтобы заострять на ней внимание? – сделал он попытку пойти на компромисс. – Мы с друзьями просто отправимся дальше, куда ехали изначально.

Он обернулся на Кенту, но тот смотрел на ширму, которую уже ясно видел. В этот момент выражение его лица поставило точку в толком не начавшихся переговорах.

– Это невозможно, – нежно, но твердо возразила госпожа Асами. – Вы еще не послушали мою игру на кото. Все находят ее совершенно исключительной, просто незабываемой.

Хизаши снова обернулся через плечо, на лесной пейзаж, на фоне которого руки юноши в хаори цвета спелой сливы обвивает белая змея, а за ним сжимает длинный меч-тати юноша, похожий на Кенту. Да нет, это он и есть. Краска еще не совсем просохла, цвета были яркими, сочными, с позолотой и серебром. Очень дорогая и изящная вещь эта ширма…