Серебряный змей в корнях сосны – 2

Хизаши зашел в свою комнату только чтобы взять футон и одеяло. Чутье подсказывало, что не стоит оставаться поодиночке, но Мадока еще не вернулся, а час между тем был уже довольно поздний.

Кента встретил его, прижимающего к себе сверток со спальными принадлежностями, спокойно, лишь чуть приподнял бровь, отходя в сторону.

– Не подумай, что я против, но это входит в привычку, – заметил он, напомнив про ночь в замке Мори. – Чем тебе не угодила твоя комната?

– Ничем. Кроме того, что я все равно не планирую спать, ни там, ни здесь.

– Хочешь помочь Учиде Юдаю? – удивился Кента. – Я и сам собирался найти его и еще раз поговорить, но не думал, что и ты тоже. Ты очень добрый, Хизаши-кун, только почему-то это скрываешь.

– Не путай доброту с самозащитой. Учида вел себя странно, значит, он либо околдован, либо это вовсе не он, а оборотень под его личиной.

– Ты смотрел его ауру? Она тоже окутана черной дымкой? – полюбопытствовал Кента. Хизаши ответил не сразу. Дело в том, что ауры Учиды он вовсе не разглядел. То ли ее скрывали какие-то хитрые чары, то ли сам Учида. То ли… Хизаши не сильно нравился фусинец, но смерти он ему не желал, а меж тем был еще один случай, когда невозможно разглядеть ауру человека, будь ты хоть оммёдзи, хоть небожителем. Ее не бывает у мертвецов и призраков.

– Мне не пришло в голову ее изучать, – зачем-то солгал Хизаши и принялся старательно расстилать себе постель.

Кента не стал допытываться, даже если почувствовал фальшь.

Ближе к полуночи послышался топот, прошуршали сёдзи по соседству – это вернулся в комнату Мадока. Кента подхватил Иму и вышел, Хизаши скользнул за ним и прислушался снова. В рёкане было тихо как на кладбище. Где же та толпа постояльцев, пьяных и оттого шумных? Неужели они всего лишь призраки?

Хизаши передернуло. Иметь дело с призраками себе дороже. По ним не всегда сразу поймешь, почему они не покинули этот мир и не отправились на перерождение, может, просто заблудились, тоскуют по кому-то или жаждут мести. Тогда юрэй рискует стать злым духом, а там уже и до ритуала изгнания недалеко. В смутные времена, растянувшиеся на несколько веков, развелось много злых духов, поэтому оммёдзи и стали в большей степени экзорцистами, чем гадателями и советчиками в разных делах. Впрочем, Хизаши сейчас сильнее волновало, мертв ли Учида, и если это так, то умрет ли следом за ним Мадока? Он хоть и тот еще дурак, но не совсем чужой. Если приспичило умереть, то лучше пусть делает это в Дзисин, а не вешает свою смерть на плечи других людей.

Кента уже стоял возле соседней комнаты.

– Джун! Джун, ты в порядке? Мы войдем?

– Нет, – раздался резкий ответ. – Дайте поспать спокойно. Я устал, неужели не понятно?

– Но Джун, мы думаем, что ты в опас…

– Да вы, верно, издеваетесь?! Опять Мацумото тебе наплел невесть чего, а ты и уши развесил. Отстаньте уже оба, видеть вас больше не могу!

Кента даже отпрянул на шаг, Хизаши выставил руку, чтобы придержать его за спину.

– Он в конец обнаглел, – растерялся Хизаши.

– Но мы все равно не можем его так оставить. Очевидно же, он говорит не то, что думает. Это какое-то колдовство.

– Колдовство, значит?.. – Хизаши похлопал сложенным веером по ладони. – Не думай, что это избавит Мадоку от хорошей взбучки после, но ты, скорее всего, прав. Сделаем так, ты берешь на себя этого придурка, а я схожу посмотрю, как поживает фусинец.

Хизаши не знал, где его поселили, но мог отыскать по следу духовного оружия, в котором несомненно был очень сильный ёкай.

– Хорошо, – легко согласился Кента. – Будь осторожен, Хизаши-кун.

На этом и разошлись.

Хизаши не спеша пошел по коридору назад. Было темно, но горящие над головой бумажные фонари бросали на доски зловещий красный свет, и когда налетал прохладный ветерок, они покачивались, рождая шевелящиеся, будто живые, тени. Иногда порывы становились такими сильными, что хрустальный перезвон колокольчиков, развешанных со стороны внутреннего двора, доносился даже сюда. Шелестели деревья подступающие к зданию рёкана, но вот птицы молчали, словно напуганные чем-то.

Хизаши остановился, немного не дойдя до лестницы, и посмотрел на небо за пределами галереи, оно было исколото звездами, и яркие росчерки то и дело вспыхивали на темном безоблачном бархате и сгорали навсегда. Шел месяц опадающих листьев – хадзуки, – и звездный дождь предвещал приближение праздника поминовения усопших, Обон.

«Слишком много юрэев на сегодня», – подумал с усмешкой Хизаши и повернулся лицом к комнате, где угадывалось присутствие чужого духовного оружия. А вот человеческого не ощущалось совсем.

Хизаши не стал церемониться, вошел и хмуро огляделся. Учида здесь точно был, из-за ширмы с вульгарной девицей выглядывало лезвие нагинаты. Помнится, Учида с ней не расставался, иные так с красавицей-женой не носятся, как он со своим духовным оружием. Чтобы такой да променял нагинату на игру в сугороку, маджонг или го… Но и энергии смерти Хизаши уловить не смог, даже настолько свежей.