Серебряный змей в корнях сосны – 3

– От меня воняет, – мрачно сообщил Хизаши, закончив прихорашиваться. Кента не сдержал улыбки, глядя на его всклокоченный вид.

– Не более чем от человека, который не принимал ванну… сколько?

– Поменьше тебя, – отбрил Хизаши и осекся. – Прости.

– Мне не нравится, когда ты так извиняешься.

– Как?

– Так искренне, – ответил Кента грустно. – Я же не заслуживаю этих слов.

– Началось! – воскликнул Хизаши и со стоном схватился за живот. – Не смей выворачивать так, будто я напрасно проделал весь путь. И не только я, между прочим. Все хотели спасти тебя, Кента.

– Ты снова называешь меня по имени, как раньше.

Хизаши уже отвернулся, и его спина напряженно застыла.

– Я и не переставал.

– Переставал.

– Я этого не помню, – буркнул Хизаши и пошел вперед, немного покачиваясь от слабости. Унылая полоса голой перепаханной земли тянулась по обеим сторонам от узкой дороги очень долго, а может, в молчании их путь казался длиннее, чем был в действительности. Кента будто заново учился жить – видеть, слышать, осязать. Тьма не возвращалась, но он подспудно ожидал, что все снова исчезнет в ее удушающих объятиях. Смотрел в спину Хизаши и считал его шаги – один, второй, третий, четвертый… Это помогало ему увериться, что все на самом деле, он выбрался, пусть и до полного спасения далеко. Избавиться бы еще от этой давящей неловкости, этой пропасти между ними, гораздо большей, нежели десяток разделяющих их шагов.

– Хи…

Кента прикусил язык, не найдя подходящих слов, а попусту сотрясать воздух виделось неуместным, не сейчас, когда все слишком хрупко и странно.

Если Мацумото и услышал его голос, не обернулся и не замедлился. Деревья были уже близко, и то самое ощущение тревоги, что Кента в итоге списал на свое состояние, вернулось с утроенной силой. Хизаши остановился и, дождавшись Кенту, произнес:

– А твой старик не уточнил, куда ведет эта дорога?

– Нет, он просто сказал, что здесь нас не должны обнаружить.

– Спрятать рисинку в чашке с рисом.

– Что?

Хизаши пошел вперед, сквозь узкую лесополосу. Деревья в ней были полны жизни только снаружи, а чем дальше продвигались юноши, тем суше становилась кора, узловатее ветви, безжизненные корни не питали умирающие стволы. Им уже приходилось видеть нечто подобное.

– Здесь нет проклятия, – будто прочитал его мысли Мацумото, – здесь вообще ничего нет.

Кента ощутил это сразу, как он замолк. Сначала показалось, что закончился воздух, и горло стянуло удавкой, появился негромкий шум в ушах, как если бы Кента нырнул под воду. Поборов неприятное ощущение, он мотнул головой и преодолел расстояние до опушки. А за ней…

– Что это такое? – удивился он. – Разве мы шли не в обратном от долины Хоси направлении?

Перед ними в низине раскинулся пустырь, совершенно лишенный хоть какой-то растительности, а в его середине, как в углублении чаши, темнела вода, по которой плыли в отражении серые облака.

– Это другая долина, – нахмурился Хизаши. – Другое место, но…

Он поморщился, но коснулся не бывшей раны на животе, а виска.

– Что с тобой? – спросил Кента.

– Такое чувство, – Хизаши говорил медленно, пытаясь понять самого себя, – будто я бывал здесь. Или это мне когда-то приснилось. Выглядит незнакомым, и все же… Сложно объяснить.

Он помотал головой и решительно начал спускаться в долину. То, что издалека не привлекало внимания, вблизи оказалось торчащими из воды столбами тории. Они выглядели ужасно древними, грубыми, с прямыми толстыми перекладинами и обветшалой, истрепанной ветрами симэнавой под ними. На касаги сидел крупный ворон, и появление людей его не напугало, он лишь приподнялся, раскинул крылья и хрипло каркнул.

– Здесь странная ки, – заметил Кента. – Она не дает энергию, а забирает ее.

Хизаши не слушал его, глядел на тории настороженно, с опаской. Ворон снова издевательски каркнул и несколько раз хлопнул крыльями.

– Я точно знаю это место, – пробормотал Хизаши. – Откуда? Откуда я его знаю?

Кента все же поборол страх быть отвергнутым и положил ладонь ему на плечо.

– Ты обязательно вспомнишь, не торопись.

– А если я не хочу вспоминать? – вдруг с каким-то надрывным отчаянием спросил Хизаши, посмотрев ему прямо в глаза. – Если мне нельзя вспоминать? Если то, что я считал правдой, на самом деле ничего не стоит?

Кента понимал его, как никто другой, и знал, что словами не унять этого страха обнаружить себя на руинах своего мира. Он сильнее стиснул плечо Хизаши и пообещал:

– Ты все равно останешься Мацумото Хизаши.

– В том-то и дело, – голос Хизаши дрогнул. – В том-то и дело, что я не Мацумото Хизаши.

– Я понимаю, у ёкаев другие имена.

– Нет, не понимаешь! – снова воскликнул он, прежде он не был ни с кем настолько беззащитно несдержанным, но Кента не мог радоваться. – Он сказал, что меня зовут Ясухиро, но это не может быть правдой! Я не согласен!

Его глаза удивленно распахнулись, наполнившись влагой, и тяжелые крупные слезинки покатились по щекам. Кента оторопел, Хизаши тоже. Оба были смущены и застигнуты врасплох этими слезами, и неизвестно еще, кто больше. Хизаши отступил на шаг и зло провел ладонью по глазам.

– Хватит так смотреть.