Серебро и золото

Второе и третье окно открылись почти одновременно, а затем – не прошло и тридцати секунд – свет неяркого зимнего дня вошел в зал Унии уже через все восемь окон барабана. Тьма отступила, и перед глазами Елизаветы предстали отлично сохранившиеся во тьме и покое многовековой тайны фрески Пророчества, ибо истинное название замурованного зала в ратуше Марбурга было именно таково – зал Пророчества. А историю с Унией придумал умница Альбрехт – ландграф Тюрингии.

"И за что только его прозвали Негодным?"

Елизавета завершила круг и снова посмотрела на центральную фреску, расположенную там, где находился бы алтарь, будь это собор, а не ратуша.

"Что ж, здравствуй Людвиг Каген, первый своего имени! Узнаешь меня, или нет?"

Этот Людо казался старше и суровей, но дело даже не в этом, а во взгляде синих глаз. Художник совершил невозможное, он передал выражение глаз Людвига Кагена, каким увидел его при жизни. В этом взгляде не было жестокости или высокомерия, призрения или гнева. Он был холоден до равнодушия, и в нем не было жизни. Такого Людвига Елизавета не знала, и, если честно, не захотела бы узнать.

"Аспид Каген…"

Он был так похож на ее Людо, что от жалости и разочарования сжимало сердце, но, к счастью, это был не он.

"Князь Людвиг Каген, первый своего имени…"

Он был одет во все черное. Лишь темное серебро отделки, пряжка пояса и рукоять меча, шпоры, серебряные кружева, да еще серебристая, как на полотнах Эль Греко, белизна кожи, все остальное лишь игра оттенков черного. Мрак за спиной, тьма, скрывающаяся в складках плаща…

"Темное на темном…"

Аспид Каген держал в протянутых к Елизавете руках железную корону, на которой посверкивали крупные, грубо обработанные камни – рубины, алмазы и сапфиры. Он словно бы, возлагал ее на голову неизвестного потомка…

"Или он знал? А они?"

Справа от Людо Кагена была изображена высокая стройная женщина с прекрасным, но суровым лицом. Льняные, чуть вьющиеся волосы Девы Севера – а ее наряд не оставлял на этот счет ни малейших сомнений, – свободно спадали ей на плечи, схваченные на лбу узким золотым обручем с крупным изумрудом, свободно свисающим к переносице на тонкой золотой цепочке. Взгляд серых глаз заставлял вспомнить об озерных туманах. В руках принцесса Джевана сжимала меч.

А слева от Аспида, стояла одетая по придворной моде дама, в которой, казалось, воплотились все лучшие черты Великой Женственности. Не любоваться ею было невозможно. Ее фигура была великолепна, чего не могло скрыть даже тяжелое платье из многих слоев золотой парчи и подобранных в тон ей шелков. Ее золотисто-русые волосы, украшенные вплетенными в косу золотыми нитями с крупными аметистами и бриллиантами, были уложены на голове в виде короны. Медового цвета глаза, казалось, излучают свет сами собой. Ну, а в руках графиня Маргарита Корвин держала, как и следовало ожидать, скипетр и державу. Символика триптиха, таким образом, была более чем прозрачна, но автор пошел, что называется, до конца, не оставив уже ровным счетом никаких сомнений.

Властвуй! – было написано под изображением Джеваны.

Правь! – гласило послание Мары Корвин.

Сим нарекаю! – эти слова были выписаны внизу центральной фрески, и сразу под ними на пюпитре темного дерева лежала железная корона императора Хильдеберда. На этот раз настоящая, а не нарисованная, но как две капли воды похожая на ту, что протягивал своему далекому потомку князь Каген.

"Какое элегантное завершение истории…"

– Ведь ты не откажешь мне в любезности, Елизавета Скулнскорх, – раздалось за ее плечом. – Я думаю, это должна сделать именно ты!

Елизавета оглянулась. Людо стоял почти рядом, – а она и не заметила, как он пришел, – смотрел на нее, ждал.

– Разумеется, Людвиг Каген, – она бросила взгляд на зрителей, замерших в ожидании чуть поодаль, и улыбнулась, – я сделаю это.

Она еще раз посмотрела на Тома и Тилли, на генерала Байера и его валькирий, на офицеров и солдат, стоявших в отдалении и, кажется, даже затаивших дыхание от осознания значимости сцены, наблюдать которую им выпала удача.

"Отличные свидетели, если подумать!"

Она перевела взгляд на еще одну группу людей. Полтора десятка мужчин и женщин самого разного возраста и вида стояли чуть в стороне. "Господа Электоры" прибыли засвидетельствовать, что факт избрания нового императора имеет место воплотиться в жизнь.

Чуть поклонившись тем и другим, Елизавета отвернулась, решительно подошла к пюпитру, взяла с него корону, с удовольствием ощутив ее прохладную тяжесть в своих обнаженных ладонях – перчатки по такому случаю Елизавета сняла, – и вернулась назад, к ожидавшему ее посередине зала Людо.

– Преклоните колени, ваша Светлость! – потребовала она.

– По вашему слову, графиня! – Людо легко опустился на колени и сложил руки на груди, глядя сейчас прямо перед собой.

– Решением совета Электоров нарекаю вас императором! – провозгласила Елизавета и опустила корону на голову Людо.

Мгновение длилась тишина. Затем Елизавета и сама опустилась на колени и склонила голову перед своим императором.