Серебро ночи. Примум. Книга 1

Амирель отмахнулась:

– Я никого не держу! А вот ты мне мешаешь! На колени!

Феррун устоял, но все, кто это слышал, попадали на колени. Он повернул ее лицом к укоризненно смотревшим на нее снизу воинам.

– А что это они там делают? – она даже склонилась, чтобы понять эту странность.

– Выполняют твой приказ, – саркастично пояснил Феррун. – Ты вообще-то соображаешь, что творишь?

Она нахмурилась и с трудом смекнула, что нужно сказать:

– Встаньте! – все осторожно поднялись, настороженно глядя на нее в ожидании следующей пакости.

– А теперь помолчи, – свирепо распорядился Феррун, – ты меня уже достала!

– Откуда достала? – тут же полюбопытствовала Амирель.

Феррун запыхтел, чувствуя, что раздражение накрывает его горячим облаком, но тут из дверей выскочил бойкий поваренок в белом колпаке набекрень и подал Амирель большой бокал с каким-то горячим напитком.

– Это вам, госпожа. Вы же хотите пить?

Она взяла бокал в руки и понюхала. Аппетитно пахло цветами, пряными травами и еще чем-то довольно приятным. Попробовала – понравилось, и она с удовольствием выпила напиток до дна. Отдала бокал поваренку и посмотрела вокруг уже более-менее осознанным взглядом.

Поваренок в ответ на вопросительный взгляд Ферруна с легкой лукавинкой ответил:

– А это опохмел, его наш повар готовит. Это слабая доза, для дам.

Услышав словечко «дам», Амирель нахмурилась, припоминая, а тот, кто ей говорил это слово в самом неприличном смысле, поскорее скрылся за дверями, понимая, что вполне может попасть под горячую руку колдуньи и стать по меньшей мере жалким лягушонком.

– Да, хороша! – Феррун дернул жену за полу длинного кафтана. – Это что на тебе?

Она посмотрела на себя и поморщилась.

– Я тебя звала, чтоб ты дал мне свой кафтан, но ты меня не слышал.

– Я был в подземелье и услышать тебя никак не мог, – отвергнул он ее укоры. – Ладно, жди меня здесь. А ты, – он обратился к так и пялившемуся на них поваренку, – беги на конюшню и передай, чтоб мне привели Агфе. Да поскорее.

Еще не до конца пришедшая в себя Амирель с подозрением посмотрела наверх, проверяя, почудился ли ей в окне Беллатор или нет, и желая узнать у него, в какой монастырь ей надо ехать. Но наверху никого не было, и она с досадой решила, что все-таки он ей привиделся под действием слишком много выпитого вина.

Феррун вернулся быстро, неся кафтан и плащ. Сунул кафтан в руки жене, раскинул плащ, отгораживая ее от окружающих, и велел переодеваться. Она поменяла кафтаны, накинула на плечи плащ и разудало потребовала:

– Едем в монастырь! Хочу познакомиться с тетушкой Сильвера.

– Нет, мы едем навстречу обозу с ранеными, – свирепо возразил Феррун и посмотрел вокруг в поисках емкости с водой, желая вылить ей на голову ведро холодной воды, чтоб прекратила говорить глупости. – И давай уже трезвей, а то позорище одно на тебя смотреть.

– До обоза больше дня пути, вы успеете, он тащится медленно, часто останавливаясь, там ведь кроме мужчин и монахини едут. Воины-то что, они к боли привычные, и к дальним переходам тоже, а женщины слабые, им передыхать часто нужно, – прогудел главный в тунике с золотым гербом.

Амирель вскинулась, желая заступиться за свой пол, но Феррун проявил неожиданный дипломатический талант:

– Это вовсе не о тебе, ты же не женщина, а колдунья! – заявил он, чуть посмеиваясь.

Пока Амирель натужно пыталась сообразить, не оскорбил ли он ее еще больше, привели Агфе. Кобылка игриво боднула хозяина головой с расчесанной до блеска гривой, и Амирель забыла о своей обиде.

– Ох ты, красавица моя! – сюсюкая заявила она лошадке. – И грива у тебя сверкает, и хвост, и вся ты ухоженная и лоснящаяся. А вот твой хозяин, – она обвиняюще ткнула пальцем в Ферруна, – никогда тобой как следует не занимался!

И они обе, и Амирель, и Агфе, с укоризной посмотрели на возмущенного такой несправедливостью Ферруна. Вконец разозлившись, он прошипел:

– Женщины! – и запрыгнул на лошадь.

Протянул руку Амирель, чтоб посадить ее перед собой, но та возмутилась:

– Я не желаю сидеть по-мужски в твердом седле! Хочу боком и на мягкой подушке, что мне подарила та корежанка!

Феррун закипел как чайник, желая потрясти ее так, чтоб зубы застучали. И неизвестно, чем бы дело кончилось, если б из конюшни не прибежал грум, неся забытую подушку. И только тогда Амирель с видом знатной дамы позволила мужу посадить себя перед ним и приняла вид чопорный и недоступный.

Они уехали, а сенешаль нескио, приехавший к наместнику с докладом, запустил руку в плотный ворот, оттянул его, озадаченно повертев головой, и удрученно постановил:

– Страсть одна эти колдуньи, а? Вздумает превратить кого в дерево, превратит ведь и не заметит!

Остальные невинно пострадавшие с ним были полностью согласны. И даже Беллатор, работающий в своем кабинете и не слышавший этих слов, опасался того же, но с единственной поправкой: он приказал не ставить бутылки с вином в покоях Амирель, а на трапезах, в которых та будет принимать участие, вина ни в коем случае на стол не подавать. А то вздумает еще попробовать или, наоборот, обидится, что всем дают, а ей нет. Береженого, как известно…