– Но она так похожа на принцессу Лусию, что вполне можно представить, что это она! Если поменять цвет волос, то их вообще будет не отличить! – воскликнула герцогиня и предложила: – Давай сходим в хранилище, портрет хранится там.
– Я слышал про него, но не думал, что он когда-нибудь будет иметь для меня какое-либо значение, – Альберт повернул к хранилищу. – Как иногда зло шутит судьба.
– Пусть лучше шутит судьба, чем злой рок, – Анисия потрепала его по плечу, подбадривая. – А что касается твоей любви, то это даже хорошо. Ведь безответная любовь превращает мальчиков в мужчин.
– Я предпочел бы стать мужчиной другим путем, тетя, – нескромно пошутил он и открыл тяжелую тугую дверь хранилища. – Кто тут есть? – его громкий голос раскатился дробным эхом по огромному помещению.
Из-за шкафа вышел хранитель в строгом сером камзоле и склонился в почтительном поклоне.
– Где тут у тебя портрет принцессы Лусии Терминской? – герцогиня чуть не подпрыгивала от нетерпения. – Покажи-ка нам его поскорее.
Хранитель прошел вглубь помещения и вскоре вернулся с небольшим овальным предметом, упакованным в плотную холщовую ткань. Осторожно сняв покров, он подал портрет королю.
– О, это она, – восторженно воскликнула Анисия, – я узнаю ее. В молодости я любила смотреть на этот портрет, но всегда считала, что художник польстил оригиналу, и ошибалась. Смотри, Альберт, ведь похожа?
– Одно лицо, – пораженно прошептал король, не веря своим глазам, и добавил уже решительно: – Я забираю его!
Он вышел, держа картину перед собой и не отрывая взгляд от написанного давным-давно прелестного лица.
– Но он должен храниться здесь… – служитель протянул к нему руки в немой мольбе, но услышал от герцогини:
– Это королевское имущество, не забывай. Ты не можешь запретить своему королю пользоваться им. Просто отметь где-нибудь, что портрет отныне будет храниться у самого Альберта, только и всего, – и она убежала следом за племянником.
Разочарованный хранитель пошел искать перечень хранимых вещей, чтобы выполнить указание герцогини. Сделав пометку напротив наименования «портрет терминской принцессы Лусии», подосадовал, что ни разу не посмотрел на него, а стоило бы.
Анисия на цыпочках вошла в кабинет племянника. Он сидел в кресле перед конторкой, на которой был водружен портрет давно умершей принцессы, и смотрел на него с безмерным сожалением. Герцогине стало не по себе.
– Дорогой, – шепотом позвала она его, – не стоит так привязываться к давно ушедшей тени.
– Я вижу не ту, которой давно уже нет, а ту, что только что уехала от меня, даже не обернувшись, – тоскливо признал король. – И меня никому из женщин утешить не удастся, потому что с Амирель никто не сможет сравниться. И вряд ли мне доведется в своей жизни встретить ту, что сможет склеить мое разбитое сердце.
Анисия посетовала на злосчастную судьбу. Ну почему ее племянника нужно было спасти от одной напасти, чтоб ввергнуть в другую? Почему эта Амирель не страшная хромая старуха?
Сказала об этом Альберту, и тот печально рассмеялся.
– В самом деле, почему бы ей не быть еще и слепой на один глаз? Тогда б мое сердце точно осталось целым. А сейчас оно болит так, будто его кто-то пилит тупым ножом. Но пусть у Амирель все будет хорошо. А я как-нибудь переживу эту боль. Зато, как вы сказали, тетя, стану настоящим мужчиной.
Он ласково провел кончиками пальцев по золоченой раме портрета, и Анисия прерывисто вздохнула – столько в этом обыденном жесте было безнадежной тоски.
Вороной игриво танцевал под Амирель, но узды слушался беспрекословно. Ветер Сильвера летел вперед, твердо решив доказать свое превосходство какому-то наглому чужаку, и всаднику приходилось его то и дело сдерживать, не желая устраивать гонки на скорость и выносливость. Если б на вороном сидел Феррун, можно было бы позабавиться, но Амирель хотя и неплохо держалась в седле, но все-таки была гораздо слабее мужчины.
Он мечтал, чтоб она ехала в его объятиях и можно было крепко прижать ее к себе, вдыхая только ей присущий нежный аромат, ощущать все ее стройное тело, упиваясь неверным счастьем ее близости, как тогда, когда они возвращались в Терминус из Северстана. Но сейчас, глядя на ее холодное отстраненное лицо, понимал, что она вряд ли согласится на что-либо подобное.
Что он опять сделал не так? Сильвер не мог понять. Вроде ничего обидного для Амирель он не говорил и уж точно не делал. Но и ее не назовешь капризной особой, фыркающей из-за каждого пустяка. Ему хотелось с ней откровенно поговорить, попросить прощения, признаться в своей любви, да и просто поцеловать, но как это сделать, если под ними горячие скакуны?
Вечером они остановились у того же постоялого двора, что и по дороге сюда. Хозяин немного удивился отсутствию третьего члена их маленького отряда, но расспрашивать их ни о чем не стал – уж очень строго посмотрела на него Амирель.