Серебром и солнцем (СИ)

- Да будь ты проклят! - зло выкрикнул Даниель. - Я понимаю все, Хортор! И то, что ты уничтожишь орден, и то, что, может быть, такой как сейчас, орден и не достоин существовать! Как Арденс и защитник Основателей я сейчас должен тебя остановить, но не могу! Потому что как охотник не могу поднять руку на смертного! Нарушив клятву, я лишусь защиты и перестану быть, почему же до сих пор живешь ты?! Ты, предавший нас всех?! Ты лгал на посвящении? Или твоя защита создана не клятвой, а любовью, как у Охотника из легенды? Но ты не выполняешь долг охотника, получается, любовь защищает предательство? Получается, любовь сильнее долга?! Как такое может быть?! Как может быть что-то, сильнее нашего долга?! -

Выкричав это, он задрожал и отступил, резким взмахом руки спрятал кинжал обратно.

- Я не понимаю, Хортор, - сказал он почти жалобно. Карл выдохнул, машинально ощупывая царапину от кинжала на шее. Серебро до сих пор пощипывало кожу, будто он был вампиром.

- Я не выполяю тот долг, что внушают Арденсы, быть может, но я выполняю тот, что выше него. Не защита клочка нашей земли от порождений проклятия, но избавление всей страны от самого проклятия. И это избавление заключается в исцелении вампиров, - тихо сказал он. - Да, возможность исцеления для них я впервые нашел в глазах Миры... Да, я полюбил вампиршу, Гесси... но я понимаю, что эта любовь неразделенна, она не закончится счастьем, и не ради него я все затеял! Это просто еще один выбор, от которого я не смог сбежать. Если ты увидел ложь, ты можешь солгать себе, что не видел ее, а можешь бороться за то, чтобы изгнать ее из мира. Невозможность исцеления для вампиров - ложь, поколения и поколения в земле страха живут, закрывая на нее глаза. Но ты сам выбираешь, что делать с нею.

Самым коротким путём они возвратились к Академии. Карл глянул на карманные часы: половина второго. Они пересекли мост Макты, и он сразу же почувствовал границу покрова. Та трепетала, раздуваемая неведомым ветром – отражение мыслей, эмоций главы и Краса. Оба они с недоверием и опаской изучали сейчас противника. Гадали, кто осмелиться выступить первым, и в то же время боялись опоздать с решительным шагом…

- Двое глав районов так и не появились. Значит, трое из круга семи, скорее всего, мертвы. Ты не опасаешься за свою жизнь? – еще резковато спросил Даниель.

- Здесь, сейчас – нет.

Гесси успокоился. Его взгляд потеплел.

- Я буду на собрании в пять, - как всегда серьёзно сказал он. – И я… не поддержу Краса, что бы ты обо мне ни думал.

- Так не ты сообщил Красу о моём визите к Мире?

Даниель печально покачал головой.

- Никто из моей группы этого бы не сделал. Ищи предателя среди своих… -

Последние слова, сказанные едва различимым шёпотом, унёс ветер, смешал со снегом и разбил о тротуар у высокого здания Первой Королевской. Даниель вежливо кивнул главе, прощаясь. Он первым поднялся к главным дверям Академии и бесшумно скрылся за ними. Карл остался на ступенях. Он поднял голову, будто надеялся разглядеть, где колышется верхняя граница покрова.

Он прошёлся ещё вдоль границы покрова, прослеживая состояние Защиты и собирая новости от стражи. Новостей было немного: стая Хиама ушла, одни улицы были совсем пусты, чисты – ни одного нападения, на других куражились дикари, но как-то наигранно, словно только ждали сигнала к настоящему наступлению.

«Недобрый знак. Владыка припугнул одних дикарей и подчинил других, послабее, - как в давнюю ночь охоты за избранным.''

Но сделать сейчас ничего было нельзя. В Доне первый ход Карл отдал противникам, выиграв для себя ход в Карде. Он возвратился в свой кабинет. Родерик сообщил, что Ориенс должен был выйти на связь десять минут назад, но молчит. В местном штабе никого. В Центре несколько групп увязло в паутине кукловода. Родерик отправил туда два отряда.

Карл отправил на разведку в Ориенс Бовенса, который был только рад этому. Он предпочёл неизвестные опасности узких улиц восточного района скорой встрече с герцогом Красом. Сам же остался в одиночестве в кабинете.

Латэ, прежний здешний хозяин, не любил свет и не любил шум. Единственное окно кабинета, маленькое и узкое, всегда было задёрнуто плотной, тяжёлой шторой. Карл не убрал её из соображений конспирации: ночью светлое окно кабинета привлекало бы излишнее внимание к Академии. Но глухая, вязкая тишина кабинета угнетала. Неожиданно резкими, громкими казались звонки новенького телефона – единственного на здание.

Он всё-таки подошёл к окну, немного отодвинул занавесь. Улица была пуста, только справа, вдали, у ресторана, где гулял Верго, всё теснились экипажи. Надрывный смех гостей разносился по улице. Веселье там начинало приобретать несколько истерический характер… Близился третий час ночи – самый тёмный, час нежити. На чёрное небо ночь высыпала весь запас звёзд. Но страшная многокрылая тень, обосновавшаяся этой зимой в столице, всё также крепко цеплялась за горизонт и не желала уходить, мечтая поспорить с солнцем.