Серебром и солнцем (СИ)

Следующая ночь. Алан познакомил меня со своими друзьями. Мы охотились вчетвером в Патенсе. Должно быть много жертв. Спросить в полиции, может быть, сведения есть и в старых кардинских газетах.

Следующая ночь…»

Двадцать один год. Ох, впереди ещё много, много ночей! Мира загрустила: «Что же делать?»

«Иди по цепи своего проклятия, и ты всё вспомнишь».

Мира соскочила на пол, сняла единственное зеркало с дверцы шкафа: четырёхугольное, высотой в полроста. Потом, с зеркалом в руках, возвратилась на подоконник и долго вглядывалась в своё изломанное отражение. Она глядела в его зрачки - коридоры пустоты, и прошлое являлось, она прослеживала свой путь. Все жизни, что утонули в бездонном колодце её Бездны, оставили следы: отпечатки, подобные древним окаменелостям в слоях горной породы.

«Ушедшие жизни оставляют будущему знаки…»

Мира отложила зеркало и вновь схватила перо.

«Первая жертва – женщина, темноволосая, лет тридцати. Худая, больная», - записала она и поморщилась: как сухо! Но как описать то искажённое страхом лицо, явившееся ей, всплывшее сейчас, спустя столько лет, из глубин памяти Бездны? Как найти верные слова, чтобы рассказать, как постепенно растворился, разгладился этот страх, как побледневшее лицо засияло и умирающая радостно вздохнула? Carere morte стали её избавителями. Там, на старом мосту через Несс, женщина перегнулась через перила и глядела в тёмное зеркало воды, и только страх посмертной кары удерживал её от прыжка. Тогда явились они – юные голодные вампиры. «Избавители», - шептала она им перед смертью. Первая жертва… - вот шутка судьбы!

«Вторая жертва - мужчина, - застрочила она дальше. – Мы поймали его на пороге дома, и, оказывается, я помню этот дом. У Старого моста, на Карнавальной улице. №5»

Мира увлеклась, и работа закипела. Она исписывала лист за листом. Она смотрела в разбитое зеркало, пока не начинали болеть глаза. Всё дальше и дальше она уходила по коридору пустоты. Скоро свет позади исчез, его съела сгустившаяся темнота, но впереди не забрезжило ни лучика. Она уходила дальше и дальше, в самые тёмные и мрачные свои годы...

…Призраки убитых никогда не являлись ей. Лишь иногда, в минуты душевной рассеянности Мира вдруг вспоминала какую-то деталь: тускнеющий взгляд или последние захлёбывающиеся слова и звонкий смех в ответ на них – то брат и сестра смеялись, узнавая и любя безумие в глазах друг друга. Липкую, холодную кожу на шее, которую вампирша разрывала новенькими клыками, и руки, слабые, но цепкие, теребящие её одежду, пока вампиры трапезничали. И ещё она помнила, как Алан порой бросал жертву, едва попробовав её кровь. Его прозрачные глаза в этот момент затягивались пеленой тумана. «Скучно! – шептал он. – Как скучно, серо!» Потом именно скука приведёт его к гибели… А пока Мира огрызалась, раздражённая его расточительностью: «Мы охотимся на чужих землях и должны брать немного!» Впрочем, она никогда не препятствовала ему убивать. Она была пьяна от крови, также как он.

На второй год бессмертной жизни Миры, они обосновались в столице. Скоро нашли друзей – таких же дикарей и сколотили хорошую команду. Они летали и в центр, и в северный район. Летом наступила пора балов. Алан и Мира танцевали до утра. Угощение было изысканным, и насытившиеся вампиры делились бессмертием со многими. Порой устраивали соревнование: кто больше смертных соблазнит вечностью? Иногда соревновались парами, уже по убийствам: Алан и Мира против Эрика и Беллы… -

Мира сообщила хозяйке дома, что уезжает на две недели и заперлась в своей квартирке. Перед ней был долгий путь.