Серебром и солнцем (СИ)

Мира уехала первым же утренним поездом. Она взяла отдельное купе, а там, запершись, забилась в самый тёмный угол. Быстро промелькнули предместья Сальтуса. Поезд торопился приехать в цитадель вампиров до наступления ночи.

…Во сне, по дороге в Карду, она встретилась с Винсентом. Она, охотник, должна была убить его, вампира. «Не медли!» - кричала ей группа. Но Мира медлила, и пузырёк со святой водой дрожал в её руке, грозя расплескаться. Она не могла, даже глядя в мёртвые глаза несчастной жертвы своего последнего создания. Вампир же не сопротивлялся, пока она медлила, он расслабленно закрывал глаза и хохотал. Совсем как Алан…

Мира подошла к особняку Вако на улице Карнавала: последние два квартала Короны она решила прогуляться пешком. Пройдя по садовой дорожке, остановилась у крыльца, печально оглядела пустой дом с потухшими чёрными окнами.

Она знала, что Винсент давно оставил Карду. Последнее письмо от него она получила год назад. Винсент всё искал чего-то… Мира не знала, чего он ищет, она только надеялась, что взор её избранного по-прежнему обращён в будущее, а не в прошлое, что он, как и она, ищет дорогу, ведущую к свету, а не бродит бесцельно, ведомый тоской по потерянной жизни.

Она воспользовалась личным входом наверху. Из своей комнаты прошла в коридор второго этажа, недолго постояла у бывшей детской:

«Помнишь ту далёкую ночь, бессмертная? Молила ли ты тогда о спасении, о чуде? Нет. Мыслила ли? Может быть. И несказанные желания сбываются, когда падает звезда…»

Прошло восемь лет с тех пор, как она пообещала отыскать дар и избавить Винсента от проклятия. Многое изменилось за годы и изменилась она. Только эта клятва ничуть не утратила силу и звенит всё также: отчаянно и упрямо:

«Ты вернёшься в мир живых! Обещаю!»

Не было ни дня, чтобы она не думала о Винсенте и исполнении клятвы. Ей нужна была исцеляющая сила дара - для него. Мира не задумывалась, что будет потом. Пожалуй, увидев племянника избавленным от проклятия carere morte, она согласилась бы рассыпаться прахом. Одна клятва держит её в этом мире… - Мира усмехнулась, вспоминая недавнюю слабость. Легкомысленным замечанием о пари и исцелении для нее Карл чуть было не разбил её ледяной доспех. Как больно кольнуло сердце, когда он сказал это! Колет до сих пор… - Мира коснулась платья на груди, проверяя странное ощущение. Исцеление… для неё? – Для чудовищной твари, список жертв которой занимает три тетради?! Нет, нет. Это даже смешно! В объятиях смертной охотник забудет свою сумасшедшую идею. А Мира… Мира закончит своё дело и уйдёт. Почему-то в пустом старом доме думать о смерти – полной и окончательной смерти carere morte, так легко!

Она спустилась по лестнице, ведя рукой по перилам.

…Часто в последние годы тишина и пустота квартиры в Доне становились невыносимыми, и Мира сбегала на прогулку. Она искала людные места, бродила по Набережной Сермы, проспекту Нессморса, поднимаясь чуть ли не до Белой площади Пенны, вглядывалась в лица прохожих. Она искала одного: где ты, мой мальчик? - и боялась этой встречи. Она не спрашивала о Винсенте никого, хотя кое-кто в ордене мог знать, куда тот уехал. Она не желала встречи с ним, зная, что, встретившись с ним взглядом, убежит, если не умрёт на месте, но всё равно бездумно бродила по улицам, полагаясь на волю судьбы...

«Здесь, сейчас, признайся наконец себе: ты ведь рада, что Винсент оставил… отпустил тебя? Что ты чувствуешь тут, в пустом старом доме? Тебе… так странно легко? Да. Пусть он будет далеко. Каждая встреча – пытка, физическая боль. Пусть лучше так: пытка неизвестностью. Старая пытка надеждой…»