Середина. Том 2

— Орган на пересадку уже почти готов, — определенно, стараясь тем оправдаться, отозвалась Трясца-не-всипуха. И так как демоница убрала руку от головы осударя, сама принялась ощупывать его лоб, да оттягивая нижнее веко заглядывать попервому в правый, засим в левый глаз. — Я подключу беса на себя рани Темная Кали-Даруга и сама прослежу за здоровьем этого человека. Установлю, как вы и велели дотоль на его мозг маячок, во время вмешательства в плоть. И можно будет также, абы не было какой внутренней болезни, нарастить ему ушные раковины, — дополнила она, и резко испрямив стан, воззрилась на демоницу.

Однако сие она сделала зря… али все же ляпнула чего-то лишнее, ибо в следующее мгновение Кали-Даруга вновь побурела от гнева и тело ее прерывисто сотряслось.

— Неудаха, тупая, глуподурая кулема, — продышала, едва сдерживаясь, демоница. — Как это так можно нарастить ушные раковины? Ты, что думаешь господин такой же недалекий как ты? — Теперь точно вторя рани, сотряслась уже и бесица-трясавица осознавая глупость собственного предложения. — Господин сразу приметит тот наращенный орган и поймет, что мы его обманули с детородным органом его супруги. Больно я, как погляжу, ты башковитая некумека! Верно, не стоит толковать о том, что будет, коль господин все поймет? — и днесь завибрировал… мелкой… мелкой дрожью, будто конвульсивно ее второй язык на подбородке.

— Не надо, все поняла, — торопко откликнулась Трясца-не-всипуха и узрев состояние демоницы благоразумно шагнула в бок стараясь укрыться от того негодования за лежащим осударем.

— Поняла, — дотоль низкий, мелодичный голос Кали-Даруги превратился в хриплый дых, словно простуженного человека и вновь резко дернулся… дернулся не столько на слове, сколько на каждой его букве. — Раз поняла, тогда займись лечением человека. Настрой беса на себя, и конечно реши вопрос с лихорадкой. Не нужно лечить всех, лишь избранных. Для того повели, поколь господин на маковке Песьиголовцу разделить людей на две касты. Ближайших к господину, тех, кто почасту бывает обок него и всех прочих. Этих ближайших назовем определенным словом. К примеру как у нас демониц: мужского пола- яш, что значит слава, женщин — шакти, власть. Их и пролечишь, и пусть они носят это величание как прибавку к своему имени, признак их касты, избранности. А всех остальных и не нужно лечить. Ежели окружение господина не станет болеть, он не будет тревожиться. — Рани неспешно отворила очи, только два из них, взглянула на заснувшего Волега Колояра, все еще легохонько вздрагивающего конечностями и дополнила, — и еще… Апсарасы и дивьи люди не могут заболеть этой лихорадкой?

— Апсарасы нет. И большая часть дивьих людей тоже. Там только Тельхин и Онар, как более близкие к человеческому геному могут быть затронуты ей, — ответила Трясца-не-всипуха, и, обойдя кушетку, остановилась напротив рани, принявшись поправлять жгутики на спине Волега Колояра, чуть сильнее вгоняя их податливо-острые концы в глубины кожи.

— Вот и пролечи также Тельхина и Онара, — медлительно протянула Кали-Даруга, открывая и третий свой глаз во лбу, где малой зябью поплыла голубая склера.

Трясца-не-всипуха, узрев открывшийся глаз демоницы, резко присела на корточки, очевидно решив, что последняя днесь метнет в нее стрелицу за излишнюю болтливость. И также стремительно дернулась вправо голова бесицы-трясавицы… Так как давеча она подергивалась, когда ей пришлось уговаривать господина пить ядрено-желтую настойку, в комле на маковке четвертой планеты, оную синдхистанцы величали Мангал в честь Бога войны и охоты, сына Земли. Впрочем, само величание Мангал, почасту употребляющееся вместе с Куджа, досталось им от гипоцентавров, как пояснил Яробору Живко Песьиголовец. Або так, Мангал-Куджа, названо одно из крупнейших созвездий в Северном Венце.

— Не хочу, сколько можно, — недовольно молвил мальчик, и, отвернув лицо вправо, махнул рукой в сторону протягивающей к нему кубок Трясцы-не-всипухи.

Рани Черных Каликамов, только, что, как и обещавшая, отдавшая распоряжение данавам-калакеям доставить Волега Колояра в ступу, вошла в комлю, и, не мешкая подскочив к ложу юноши вырвала из рук бесицы-трясавицы кубок. Рао отказался ложится в кувшинку, потому Трясце-не-всипухе пришлось срочно поить его настойками и вытяжками, поклонниками которых слыли эти существа.

— Ом! Мой дорогой господин, — заворковала Кали-Даруга, усаживаясь на ложе и приподнимая с подушки да единожды разворачивая голову мальчика в свою сторону. — Вытяжку нужно выпить. Вы же отказались лечь в кувшинку, мы уступили, но лечиться надо.

— Это третий кубок, а меня и так тошнит, — просяще протянул Яробор Живко и с той же мольбой воззрился на демоницу.

— Потому и нужно пить, абы не тошнило, мой милый господин, — ласковость гласа Кали-Даруги успокаивала, окутывала своей любовью и подчиняла… ей было невозможно противостоять не то, чтобы мальчику, даже Крушецу.