Сережка — авдеевский ветеран

Борька сказал, что земля, на которой он стоит, вовсе не ихняя, что они её не купили, и авдеевские, мол, будут стоять, где им нравится, а все эти рыжие пусть себе спокойно проходят мимо.

— Была земля ваша, теперь станет наша, — ответил на это рыжий.

Борька опять очень даже спокойно спросил, кто они такие.

— Мы? — переспросил рыжий. — Мы — мехколонцы! Без нас ни одна стройка не обходится… Кишка тонка…

И этот рыжий, сразу видно, в карман за словом не полезет, тут же спросил, кто такие они, авдеевские. И нет ничего удивительного, что авдеевские сначала даже не знали, что и ответить.

Как тут в самом деле ответишь? Маляры? Штукатуры? Плотники? Они до сих пор даже не задумывались над этим, а поэтому Борька на вопрос рыжего ответил тоже вопросом:

— А по шее не хочешь?

Борька Амос — очень решительный парень, и пока рыжий, выпятив грудь, интересовался, уж не послышалось ли ему, что кто-то тут обещал дать ему по шее, Борька хорошенько съездил ему по уху.

И случилось же так: с грузовика всё ещё говорили, что, мол, вот как хорошо, что на стройку приехала такая подмога, и оркестр снова играл туш, а мальчишки — авдеевские, и те, мехколонцы — вовсю колотили друг друга, и их с трудом разняли потом, когда митинг уже закончился.

А на следующее утро Борька Амос собрал всех авдеевских и сказал им, что, во-первых, его сейчас чуть не отлупили, когда он шёл за хлебом, и что, во-вторых, все они — супятчики, так как отцы их работают в СУ-5, и что, в-третьих, наконец, мехколонцам надо всыпать так, чтобы их и свои не узнали. Нечего им задирать нос. Не на тех напали.

И супятчики вооружились как следует, и здорово всыпали мехколонцам, а те потом, в свою очередь, всыпали супятчикам, и с тех пор они уже столько раз всыпали друг другу, что потеряли счёт поражениям и победам.

Тот, рыжий, — Генка Дерибаска — стал командиром у мехколонцев, а супятчики выбрали своим Борьку Амоса. Командиры теперь никак не могли помириться и ссорились из-за всякого пустяка. Зимой, когда все ходили в школу, они, кажется, не замечали друг друга, зато стоило им выйти из школьного двора, как у командиров чесались руки.

Мальчишек на Авдеевской площадке становилось всё больше, а потому армии супятчиков и мехколонцев становились всё многочисленней, и в них сражались теперь не только мехколонна и СУ-5, но также недавно приехавшие на стройку управления «Желдорстрой», «Бетономонтаж» и даже скромная контора технического снабжения.

Об истоках вражды помнили теперь только ветераны Авдеевской площадки, а все остальные мальчишки принимали войну как должное, и, когда один из новеньких спросил супятчиков, почему они лупят мехколонцев, ему ответили коротко:

— Как же их не лупить?.. Надо!..

Серёжка тоже сначала участвовал почти в каждой битве и перед тем, как его стукнули камнем по голове, был даже ординарцем у Борьки Амоса.

Но теперь он больше не будет драться.

Мать вот говорит: они, мол, старшие, пусть сами дерутся. «А чего ты встреваешь? Болтаешься там под ногами и только шишки домой приносишь. И как только тебе не надоест?»

«Нетушки-нетушки, — думал Серёжа. — Навоевались. Хватит».

Глава третья

Он вышел на лестничную площадку и захлопнул за собой дверь. С этажа на этаж прокатилось и упало в подвал гулкое эхо.

Серёга отомкнул дверь и снова хлопнул, уже посильнее, эхо снова загромыхало вниз, будто пробежал, топая, кто-то очень большой, и тогда он отомкнул опять, поставил замок на защёлку и стукнул несколько раз кряду, но без замка получалось не так интересно, звук был совсем глухой.

Он нажал на защёлку, и блестящий язычок английского замка выскочил из двери…

Дерибаска говорил, что есть такие складёшки: ножик себе как ножик, а на боку кнопочка, нажмёшь на неё, и — чик! — ножик раскрылся…

Стоя перед дверью, он расстегнул на рубахе две верхние пуговки и надел на шею шнурок с ключом. Шнурок был белый, совсем новенький, потому что замок этот совсем недавно поставили: от старого Серёга один за другим потерял все три ключа…

Он всё ещё возился с рубахой на груди, когда снизу послышался тонкий голос:

— Что ты мне даёшь?.. Что даёшь?.. Где, я спрашиваю, остальные деньги? Пока не принесёшь — не приходи!.. Где хочешь, пьяница несчастный, там и ночуй, а домой можешь не появляться, если друзья тебе дороже!.. Дороже, да?

— А кто сейчас будет плакать? — крикнул Серёга вниз.

Внизу помолчали, потом тонкий голос неуверенно сказал:

— Я же к тебе не лезу?..

Двумя этажами ниже, держа куклу за вывернутую руку, на площадке стояла краснощёкая толстуха Катька с чёрным бантом в белых, как лён, волосах, а напротив неё с пучком тополиных листьев на ладошке с растопыренными пальцами замер маленький Кумпол, головастый мальчишка с первого этажа. Под ногами у них были две игрушечные кроватки с тряпочными матрёшками, между ними вилась дорожка из разноцветных фантиков.

— Делать, я вижу, нечего? — спросил Серёга.

Кумпол шмыгнул носом и равнодушно сказал:

— Дашь по кумполу?..