Серьёзные забавы

Невзирая на все обвинения, Вагенфельд продолжал упорствовать в своем обмане, хотя здравый смысл должен был подсказать ему, что пора бы остановиться; в 1837 году он опубликовал свою версию греческого перевода Филона Библского с параллельным латинским текстом. Работа называлась: «Sanchoniathonis Historiarum Phoeniciae Libros Novem Graece versos a Philo Byblio edidit lathineque versione donavit F. Wagenfeld. Bremae, 1837, ex officio Caroli Schunemann» [12].

Для человека его возраста подобная книга объемом в 205 страниц была величайшим достижением — и кропотливейшим трудом, вложенным в нее Вагенфельдом, можно лишь восхищаться. Но увы! труды эти пропали впустую, так как К. О. Мюллер выступил в «Геттингенских ученых записках» с критикой книги, ставя под сомнение ее подлинность. Это выступление раз и навсегда решило вопрос о «находке»; правда, в конце статьи Мюллер выразил свое восхищение столь талантливой работой. Особенно удачно, по его мнению, Вагенфельд сумел воспроизвести дух и стиль сочинителей древности, нередко в своих писаниях переплетавших правду и вымысел; в завершение Мюллер выразил надежду, что Вагенфельд проявит свой незаурядный талант в делах более достойных и плодотворных. Вскоре после этого была опубликована работа Гезениуса «Памятники финикийского языка и письменности», где автор утверждал, что никогда до конца не верил в подлинность открытия Вагенфельда — Перейро и что последующая критика все для него прояснила.

Благое пожелание Мюллера — чтобы Вагенфельд честно использовал свой талант, упало, видимо, на неплодородную почву. Вагенфельд неожиданно исчез с литературной сцены; поговаривали, что он пристрастился к вину. Однако в 1845 году он вновь заявил о себе, выпустив собрание «Bremens Volkssagen» [13], а в 1846 году — книгу «Kriegsfahrten der Bremen» [14]. Но этот труд оказался последним: в том же году Вагенфельд умер, ему было всего 36 лет. Вагенфельд создал себе поистине заметную репутацию, решившись на одну из самых дерзких подделок и проявив исключительное мастерство, которое он нелепо растратил ради бесплодной цели.

ИЗ ДРЕВНОСТИ И СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Эта глава посвящена приключениям и злоключениям двух джентльменов, один из которых был удачлив, а другой — нет; правда, своими литературными мистификациями они преследовали совершенно разные цели. Первый, Чарлз Джулиус Бертрам, хотел только одного: создать себе имя в литературе и добиться определенного признания. Второй, Уильям Лоудер, воспользовался своими литературными способностями для того, чтобы злобно обрушиться на давно умершего прославленного поэта, — увы, его злоба обратилась против него самого.

Чарлз Джулиус Бертрам был одним из немногих мистификаторов, которым удалось избежать разоблачения при жизни. Бертрам утверждал, что нашел рукописную историю Римской Британии, написанную якобы в XV столетии Ричардом Вестминстерским. Подделка «Истории» Бертрама, в общем, доказана не была, и многие верили в подлинность находки еще долгое время после того, как фальсификация Бертрама была разоблачена. Бертрам родился в 1723 году в семье красильщика шелка. В 1743 году семья переселилась в Данию, годом позже отец Бертрама обосновался в Копенгагене и занялся торговлей бельем. Бертрам испросил разрешения поступить в университет и был принят достодолжным образом, несмотря на то, что был англиканской веры. За время учебы он сблизился с Грамом, членом тайного совета Дании и королевским библиотекарем.

В 1747 году Бертрам вступил в переписку с доктором Уильямом Стьюкли, знаменитым английским антикваром; однажды в письме к нему Бертрам вскользь упомянул, что у одного из своих друзей видел любопытную рукопись — историю Римской Британии, написанную монахом Ричардом из Beстминстера. Стьюкли поначалу не очень заинтересовался сообщением, затем неожиданно попросил Бертрама прислать ему отрывок из рукописи, что тот охотно исполнил. Стьюкли незамедлительно показал рукопись некоему Кейсли, хранителю Коттонской библиотеки, и спросил его, считает ли он рукопись подлинной. Кейсли заявил, что ей, по меньшей мере, 400 лет, и Стьюкли тут же обратился к Бертраму с просьбой заполучить рукопись полностью. Бертрам ответил, что сделать это необычайно трудно, но он постарается переписать рукопись и перерисовать приложенную к ней карту; проделав это, Бертрам в несколько приемов переслал копию рукописи Стьюкли. Копия включала также некие путевые заметки, дополняющие «Путеописание Антонина». Стьюкли несказанно обрадовался находке и заторопил Бертрама опубликовать ее, утверждая, что это «величайшее сокровище, коим мы можем похвастаться в сей области знания».