Сергеев и городок

В это самое время по улице Станционной, по направлению к вокзальной площади, шествовал известный в городке писатель Подгузов. Сегодняшним погожим утром он испытывал естественный подъем душевных сил. Он с удовольствием выпил чаю, собрал в портфель нужные бумаги и тщательно оделся: на правую ногу он натянул красноватый носок, а на левую — синий с узором. Подгузов никогда не выходил из дому без галстука, пиджака и, главное, без портфеля. Портфель был хорош: «под крокодила», с двумя бронзовыми замками; таких давно уже не делали. Когда-то он с этим портфелем приходил в телеателье или жилконтору и говорил просто, без нажима: «Здравствуйте, я Подгузов, член Союза писателей». И телевизор его чинился чудесным образом, и новый унитаз почтительно принимал писательские отправления. Однако некоторое время назад портфель утратил свою волшебную силу. В государстве что-то развинтилось, и общество сошло с рельсов. Потревожь природу — и перестанут источать родники, потревожь общество — и узнаешь всю хрупкость житейской гармонии.

Подгузов осознал эту хрупкость слишком поздно. Ужасный случай открыл ему глаза… Однажды он стоял в очереди в магазине; стоял, обтекаемый юркими старушками, вскидывал брови на неимоверные ценники и с достоинством кивал на приветствия сограждан. Раньше, в портфельные времена, он получал продукты через служебный вход, из рук завмага Антонины Егоровны, но внезапное и неестественное изобилие прилавков вернуло его в народную гущу. Приближалась заветная столешница, где орудовали ловкие руки продавщицы Валентины. Там шлепались хладнокровные немигающие селедки, вертелась под ножом дорогая колбаска, и длинные поезда сосисок прибывали на платформу весов. Подгузов уже нащупывал в кармане портмоне, как вдруг магазинная дверь громко хлопнула и отскочила, вибрируя. В залу мирного торжища ввалились трое коротко стриженных мордатых молодцов. Вероятно, так же входила в буржуйские лавки революционная матросская братва, описанная с восторгом у раннего Подгузова. Но писателю было не до параллелей: его грубо оттолкнули, а когда он попробовал сопротивляться, выругали непонятными словами:

— Ты че, в натуре, тормоз?

Подгузов огляделся, ища поддержки, но народ безмолвствовал. Стриженые покупали водку и что-то еще; продавщица мгновенно подавала. Когда они набрали, что хотели, один мордатый, швырнув небрежно деньги, спросил, ткнув в писателя пальцем:

— Валь, что это за чудовище с портфелем, ты не знаешь? — и презрительно засмеялся.

Валька, знавшая Подгузова много лет, только холуйски подхихикнула. Писатель от обиды потерял самообладание.

— Что это за хамство?! — завизжал он. — Как ты смеешь, мерзавец?!

Стриженый перестал улыбаться.

— Что ты сказал? — он посмотрел селедочными глазами.

От этого взгляда Подгузову стало страшно.

— Ничего… — пробормотал он. — Вести себя надо…

Руки у бандюка были заняты покупками, и это спасло писателя от худшего. Стриженый только сплюнул ему под ноги и прорычал:

— Пошел на хуй, козел!

Он пошел с другими к выходу и уже в дверях, обернувшись, добавил:

— Радуйся, чмо, что я сегодня добрый.

По уходе братков магазин снова ожил. Валентина, отводя глаза, спросила Подгузова:

— Что будете брать?

Он не ответил. Как лунатик, писатель отчалил от прилавка и вышел из магазина. Не помня себя, доплелся он до дома, лег на диван и пролежал на нем неведомо сколько времени. Нет, он не помер, подобно известному чеховскому персонажу, и не наложил на себя руки. Подгузов всего лишь тихо двинулся умом. Так тихо и незаметно, бывало, трогался литерный спецсостав («писатели едут на БАМ»): глядишь, перрон поплыл. Но это не перрон, а ты «поплыл», вот только куда?

Как-то Сергеев навестил его в поисках нужной книжки. Подгузов оброс, сидел дома в халате и старых гамашах. На вопрос о самочувствии он махнул рукой и отвернулся, чтобы скрыть накатившую слезу. «Что с вами случилось?» — настаивал Сергеев в праве давнего знакомого.

— Случилось? Случилось вот что…

И писатель поведал свое приключение.

Сергеев дослушал без улыбки. Потом уточнил:

— Стало быть, вас послали на три буквы?

— Вот именно, — горько подтвердил Подгузов. — Меня, члена Союза писателей, представляешь!

— М-да… — посочувствовал Сергеев. — А раньше вас никогда не посылали?

— Да ты что! Никогда! — возмутился Подгузов. Но, подумав, вспомнил: — Нет, было раз, в обкоме… Но то ж в обкоме!

Он обхватил голову руками:

— Что делать, Сергеев?.. Все эти годы я жил в башне из слоновой кости…

Сергеев усмехнулся:

— В нашем доме вы жили.

— Я образно… Но скажи мне, как теперь-то жить?

Подгузов начал раскачиваться.

— А что… Возьмите и напишите об этом.

Подгузов сардонически скривился:

— Куда писать? Ты что, с луны свалился? Некуда теперь писать…

— Я не в том смысле… Вы же литератор, вот и опишите свой случай.