Очень трудно было не обращать внимания на подобные “откровения”, но я говорила себе: “Этого не может быть! Сергею дорога семья, он обожает дочку!” Наташа и впрямь была для него как свет в окошке. По вечерам Сергей ложился на тахту, сажал дочку себе на живот и читал вслух сказки. А та, как заворожённая, слушала. Нет, убеждала я себя, у нас всё хорошо, всё по-прежнему – просто завистливые люди хотят вбить между нами клин. В свой день рождения, 28 июля, как у нас было принято, я прилетела к мужу в Киев. У стойки портье случилась заминка: “Сейчас мы позвоним Сергею Фёдоровичу на студию, подождите, пожалуйста”. Наконец дают ключ от его номера. Вхожу и вижу на столе остатки пиршества. “Странно, – думаю, – прежде Сергей в своём номере никогда междусобойчиков не устраивал и к моему приезду неизменно наводил порядок”. Прохожу в спальню, ложусь на кровать и проваливаюсь в дрёму. Вдруг слышу встревоженный голос Серёжи: “Ты где?! Ты где?!” Он вбегает в спальню, хватает меня на руки, прижимает к себе. Я упираюсь ему ладонями в грудь и, отстранившись, смотрю в глаза:
– Серёж, мне сказали, что ты женишься. Это правда?
В ответ Сергей хохочет и ещё крепче прижимает меня к себе.
– А это что? – спрашиваю, показывая глазами на заставленный тарелками стол.
– Да тут вчера опять сабантуй был! – отвечает Сергей и, по-прежнему держа меня на руках, быстрыми широкими шагами меряет номер. И в интонациях его голоса, и в смехе мне слышится что-то натужное, неестественное. О том, что в киевских съёмках принимает участие его партнёрша по “Отелло”, сам Бондарчук так и не сказал – меня просветили коллеги… В Москву мы с Сергеем, который перед отъездом в аэропорт купил мне в подарок золотое кольцо, возвращались вместе. Самолёт попал в сильнейшую грозу – железную махину мотало и кидало из стороны в сторону. Сверкали молнии. Сергей всегда очень боялся грозы, а потому сидел, вжавшись в кресло. Потом вдруг расправил плечи и, положив свою ладонь на мою руку, сказал: “Ну вот, хоть умрём вместе”. А я вдруг подумала о том, что вряд ли имею право винить мужа за связь на стороне. Молодому здоровому мужчине очень трудно по нескольку месяцев обходиться без женщины. А женщины в послевоенные годы, когда мужчин не хватало, шли на всё, чтобы устроить свою личную жизнь…»
С этого момента в наш дом стали регулярно приходить анонимки, где сообщалось, что «Бондарчук изменяет своей жене». Об этих письмах мама ничего не говорила отцу, но затем точно такая же анонимка пришла на имя Бондарчука – в ней сообщалось, что у Макаровой был роман с одним из актёров на фильме «Высота». Муж потребовал объяснений. Макарова объяснила: в нашей группе не было актёра с такой фамилией. Бондарчук позвонил на киностудию, и там подтвердили слова Макаровой. Впрочем, роли это уже не играло – семья трещала по швам.
А фильм «Иван Франко» не получился. Посмотрев его в наше время, я убедилась в этом. Псевдореволюционность главного героя, плакатность, неискренность, скудная операторская работа. Уверена, что когда отец посмотрел этот фильм, он ужаснулся. А ведь судьба Ивана Франко, гениально одарённого человека, была насыщена крутыми поворотами. Сергей Фёдорович в полной мере принимал и на свой счёт промахи драматургии и режиссуры, потому что, согласившись на участие в картине, он становился как бы соавтором произведения. А если что-то не получалось, значит, он тоже виноват: недосмотрел, не вытянул, не убедил. Но более всего его беспокоило подчинённое положение актёра, зависимость от режиссёра. Сергей Фёдорович глубоко переживал неудачу фильма «Иван Франко». Образ Отелло, а ранее образ Дымова, принесли Сергею Фёдоровичу всемирное признание. О нём заговорили как о «величайшем трагике», «совершенно выдающемся актёре». Сергей Бондарчук переживал зенит своей актёрской славы. Он, в известной степени, подводил итог своей десятилетней актёрской деятельности в кино. Он оказался более удачливым, чем многие его коллеги, товарищи по искусству, собратья по актёрскому цеху. Но мало кто знал, какой ценой давалась ему каждая, даже небольшая, роль. Впрочем, это мало кого интересовало, все судили по результату и не задумывались о том, затратами каких усилий и энергии достигался успех. На первый взгляд неуживчивый и своенравный, позволявший себе сказать правду в глаза, он часто спорил с режиссёрами и глубоко переживал поражения, виня в них прежде всего себя – за то, что не сумел убедить, доказать, сделать.
Оператор фильма «Отелло» Евгений Николаевич Андриканис рассказывал, что после успеха фильмов «Попрыгунья» и «Отелло» за рубежом, после того как сам Чаплин сказал о Бондарчуке: «Великое будущее ожидает этого актёра», можно было ждать от него всего – и зазнайства, и высокомерия, и чванства – качеств, неузнаваемо уродующих личность. Но Бондарчук не изменился ни на йоту.