Сергей Бондарчук. Лента жизни

«Пробы к этой картине начались в начале февраля 1962 года, но я попал на них только четыре месяца спустя – в июне. А перед этим Бондарчук и его жена Ирина Скобцева в компании с оператором Вадимом Юсовым посетили нашу дачу на Николиной Горе. Приехали, чтобы отвлечься от трудов праведных, но целиком отключиться от кино не получилось, поскольку за столом сидели ещё несколько человек, имевших отношение к “Войне и миру”: брат мой Андрей Кончаловский пробовался на роль Пьера Безухова, а Вячеслав Овчинников был композитором фильма. Именно тогда мне поступило предложение попробоваться на роль Пети. Я приехал на пробы 19 июня. В тот день в седьмом павильоне “Мосфильма” Бондарчук пробовал меня, а также ещё одного возможного кандидата на роль Пети – Погорельцева.

Помню, он вошёл в гримёрную, зорко поглядел на меня и поговорил не как со знакомым мальчиком, а как с актёром. Первый раз в жизни мне завили волосы. Я тогда ещё очень надеялся, что они такими вьющимися и останутся. Не помню деталей, помню замечательную атмосферу в съёмочной группе, атмосферу всеобщего благоговения перед Сергеем Фёдоровичем. Помню в комнатах съёмочной группы фильма “Война и мир” гигантское количество материалов: копии исторических документов, исторические журналы, картины, эскизы, литографии, редкие иллюстрации, огромные фолианты произведений Льва Николаевича Толстого…

Я снялся только в одной сцене – в эпизоде “Охота”. Благо, детство я провёл на конном заводе, поэтому верхом ездил довольно прилично. В “Охоте” меня снимали на общих планах. Мы жили в подмосковной Кашире, снимать уезжали недалеко, но уже в Тульскую область. Стояла золотая прекрасная осень, октябрь выдался тёплым, охотничий сезон в разгаре, а я охочусь с детства и в киноэкспедицию взял с собой ружьё. Настреливал диких голубей, их тушили в сметане, угощалась вся группа, обслуживающие съёмки вертолётчики приносили спирт. И начинались восхитительные вечерние посиделки с рассказами, раздумьями вслух… Причём над всем этим витал дух общего восхищения прозой Толстого, этой описанной им дворянской охотой. Я слушал эти беседы, может, не всё понимал, но меня просто захлёстывало счастье, и ещё… так сладостно замирало сердце только от одного взгляда на Люсю Савельеву (Наташу Ростову). Такая она была прелестная, светящаяся потрясающей улыбкой, перевязанная белой шерстяной шалью, восседающая амазонкой в седле… Очарован Люсей был не я один, композитор Овчинников, хватив спирта, творил чудеса, ревновал, показывал всю удаль русского влюблённого человека. А для меня вся съёмочная стихия, весь этот мир с лошадьми, с борзыми и русскими гончими… и мой костюм из тонкого сукна, и скачки галопом, и влюблённость в Наташу Ростову… Я был как отрок, впервые пригубивший вкусного вина и почувствовавший хмельную лёгкость от нового, головокружительного ощущения. А сейчас думаю, то дивное время было поистине волшебным подарком Господа Бога…

В Кашире я жил с Сергеем Фёдоровичем Бондарчуком в одном доме. Не помню уж, почему меня решили поселить вместе с ним и поставили рядом с его кроватью для меня раскладушку. Нет, я не требовал к себе особого внимания, не позволял никакого амикошонства, однако же так получилось, что я оказался допущенным в святая святых. Помню одну ночь, мы проговорили почти до рассвета, он мне рассказывал о брошюре Циолковского “Монизм Вселенной”. И это было для меня абсолютным открытием. А ещё бόльшим открытием явилось то, что он занимался не только романом Толстого, он увлечённо и горячо сосредоточивался на вопросах, казалось бы, от романа и фильма далёких. “Как же так? – поражался я, вытянувшись на своей раскладушке. – Снимать “Войну и мир” и изучать Циолковского: один ракеты изобретал, другой писал про первый бал Наташи Ростовой, где же логика?” Я только потом понял, какое значение это имело. Вселенский масштаб – это то, что и стало знаковым в картине “Война и мир”. Именно как к вселенской истории подходил Сергей Фёдорович к этой работе. Но главное – он в ней купался… В Кашире, когда мы снимали охоту и, в общем-то, уже тогда понимали все, пока кроме меня, что мне не удастся сыграть эту роль, потому что я рос, а следующие эпизоды были через полгода. Я обратил внимание, что меня снимают только на общих планах…»

Михалков снялся в монтажных кусках эпизода «Охота», и на этом его съёмки в картине завершились. В начале 1963 года всем стало окончательно ясно, что Михалков Петю не сыграет. И не по причине своей творческой несостоятельности, а из-за… роста. За прошедшие несколько месяцев он умудрился подрасти на несколько сантиметров и из образа выпал.

Николай Иванов

Мы брали людей по принципу «одержимости». Равнодушных, заранее уверенных в успехе, не брали: за Толстого нельзя приниматься с холодным сердцем.

Сергей Бондарчук