Огромная ответственность за фильм падала на директора фильма – Николая Александровича Иванова, который оставил воспоминания об этом времени: «Когда Сергей Фёдорович предложил мне работать вместе с ним над фильмом “Война и мир”, я был, конечно, обрадован, но одновременно и напуган предстоящим. А потому прямо сказал, что одному мне не справиться с таким размахом работ. На вопрос, кто ещё из кинопроизводственников мог бы принять участие в создании фильма, я без колебаний назвал опытнейшего директора картины Виктора Серапионовича Циргиладзе, человека неиссякаемого темперамента и юмора, кипучей энергии и большого обаяния. Бондарчук одобрил это предложение, ибо глубоко уважал и ценил Виктора Серапионовича. Уже в апреле 1961 года Екатерина Фурцева пригласила всех к себе в кабинет повторно – обсудить организационные вопросы съёмок. Все понимали, что без помощи армии не обойтись. При нас Екатерина Алексеевна позвонила министру обороны Родиону Малиновскому, который тут же пообещал помочь со статистами и назначил главным военным консультантом фильма генерала Курасова. По счастью, он оказался другом моего покойного тестя. Тем же вечером я позвонил ему домой. Меня мучил один очень серьёзный вопрос: где мы возьмём кавалерию? В Советской армии этот род войск уже был ликвидирован, “на конях” остался лишь один дивизион московской милиции. В самый разгар этих непростых переговоров звонит мне Курасов:
– Николай, неприятности.
– Что такое?
– Чуйков категорически против формирования кавалерийского полка: “Что ты, Володя, придумываешь там какую-то кавалерию? Если уж она тебе так нужна, то открывай у себя в академии кафедру по кавалерии”. Вот и весь сказ.
Мчусь к Фурцевой. Приняла меня сразу, выслушала.
– Ах ты! Это моя оплошность. Мне надо было прежде всего ему позвонить. Самолюбив Василий Иванович!
Дипломат была Екатерина Алексеевна. Умница. Очаровательная женщина. А за картину “Война и мир” болела всей душой. Не знаю, как протекала её беседа с нашим национальным героем, маршалом Чуйковым, но вскоре вопрос о кавалерийском полке начал улаживаться. В Подмосковье, там, где стоит Алабинская дивизия, был выделен участок для кавалерийского полка. Построили конюшню, здание штаба, столовую, клуб, добыли деньги на квартирный дом. Вот так благодаря «Войне и миру» был создан знаменитый кавалерийский полк. Впоследствии полк участвовал в съёмках многих картин. Когда виднейший итальянский продюсер Дино де Лаурентис пригласил Бондарчука поставить “Ватерлоо”, Сергей Фёдорович забрал полк и опять уехал снимать в Закарпатье».
Личный опыт
О, молодые генералы Своих судеб!
Когда я училась во ВГИКе на актёрском факультете в мастерской Герасимова, мы с моим сокурсником Игорем Вознесенским поехали в Алабинский полк. Мы немного занимались во ВГИКе конным спортом. Меня там приняли, как родную, и посадили верхом на весьма упитанную белую лошадь. «На этой лошади сидел сам Наполеон», – сказали мне. Сидеть было удобно, как на диване. Потом нас с Игорем посадили на семилетних кавалерийских лошадей и пустили их в полевой галоп. На этом аллюре лошадь может развивать скорость до шестидесяти километров в час. Единственное, что я знала о галопе, – это то, что всадник может подняться на стременах. Мы мчались по открытому заснеженному пространству. В голове проносились мысли – если упаду, то в снег. Я орала, но меня в общем гуле и свисте не было слышно. Так продолжалось несколько минут, потом перешли на рысь, и я увидела бледное лицо Игоря, он слабо мне улыбнулся. А я подумала: в фильме у моего отца принимали участие девятьсот пятьдесят кавалеристов. А ведь под копытами лошадей взрывалась пиротехника, каскадёрами исполнялись подсечки, самые опасные трюки для лошадей и каскадёров.
Вспоминаю ещё один личный опыт. Мне понадобились кадры Бородинского сражения для фильма «Одна любовь души моей». Я воспользовалась реконструкцией Бородинского сражения, которая происходит каждое первое воскресенье сентября на Бородинском поле. Фильм был малобюджетный, и это мягко сказано. Часть исполнителей играли русских, часть, в костюмах той эпохи, французов. Всего около трёх тысяч человек. У меня было два оператора. Один – на общих планах, а другого, Володю Ронгайнена, я взяла в самую гущу сражения. Чтобы слиться с действом и не нарушать картину происходящего, я была в генеральском костюме. Ко мне подскакал один из участников праздника и спросил: «Товарищ генерал, куда нам теперь?» Я натянула покрепче генеральский картуз и прокричала низким, как мне казалось, голосом: «Налево, братец, налево!»
А в памяти, сами собой, возникли стихи Марины Цветаевой:
Вы, чьи широкие шинели Напоминали паруса, Чьи шпоры весело звенели И голоса. И чьи глаза, как бриллианты, На сердце вырезали след — Очаровательные франты Минувших лет.