Сергей Дурылин: Самостояние

С Михаилом Александровичем Новосёловым у Дурылина сложились отношения дружеские[211]. Они много общаются. У них общие взгляды, чаяния. К Новосёлову пошел Дурылин со своими переживаниями в «первый день без царя». Именно Новосёлов оказался рядом и отвёз Дурылина в больницу доктора А. И. Бакунина, когда внезапно 15 марта 1918-го случился приступ ущемления паховой грыжи и умирающего Дурылина срочно, без подготовки, положили на операционный стол. Умирая, он знал, что это наказание Божие, сполна заслуженное. Костенеющим языком попросил духовника. Исповедавшись и причастившись, спокойно заснул под хлороформом с молитвой Иисусовой. Операция сверх ожидания прошла удачно. И две недели после операции были днями счастья: «…я был с Богом, — и оттого всё было легко, всё радостно, всё нужно: молитва, чтение Евангелия, любовь к людям, внимание к себе…» Врачи предположили, что начинается воспаление лёгких. Новосёлов привёз чудо-доктора Н. Н. Мамонова[212], и всё обошлось. В больницу к Сергею Николаевичу навещающие идут целым потоком: ученики, их родители, друзья, епископ Арсений, архимандрит Вениамин, Г. А. Рачинский и др. Они же усиленно молятся о нём. Старец Анатолий присылает из Оптиной пустыни письмо: «Возлюбленный о Господе раб Божий Сергий! Милосердием Божиим вновь подарена тебе жизнь без обозначения срока ея, дабы всякою минуткою оной искусно пользовался ты для дела созидания своего душевного спасения. Ты сам видишь, что Промысел Божий неустанно печётся о всякой душе, помощи требующей. И как просил ты о ней в минуты страха смерти без покаяния, так же призывай её всегда»[213].

Выйдя из больницы, в конце Пасхальной недели Дурылин уехал к В. В. Розанову в Сергиев Посад. Впервые увидели они друг друга 20 августа 1917 года в доме о. Павла Флоренского. Поразили глаза Розанова: «прыгуны, бегуны, живчики озорные». А так он — маленький старичок, худенький, живой, с доброй улыбкой. И тут же отметил их различие с Флоренским: лёд и пламень, спокойствие и наскок. До встречи Дурылин и Розанов были в переписке. Прочтя «Уединённое», Дурылин написал Розанову первое письмо: «Во многом, самом важном, с чем ни к кому не обратишься, Вы были врач моей тайной боли, помощник прилежно таимой скорби, — и если в ответ на свою боль встречал я розановскую боль, и в отзыв своёму радованию — розановское радование, то было при боли — не больно, при радости — учетверялась радость. <…>»[214] Обменявшись несколькими письмами, они начинают присылать друг другу свои книги, статьи. Отправляя книжку «Начальник тишины», Сергей Николаевич приписывает: «Она начата была как прямое письмо к Вам из Оптиной пустыни в 1915 г.». В ответ на присланную Розановым первую книгу «Апокалипсис нашего времени» пишет возражения на слова автора, что «много обеден служили, а легче человеку не стало»: «Нет, стало легче. Вот мне стало легче»[215]. 1 января 1918 года Дурылин и Флоренский были на именинах Розанова. «Кофе в последний раз был чёрен и жирен и в последний раз с сахаром. Впереди были сахарин, голод, лепёшки из жмыха с кострикой, холод, смерть»[216].

С. Н. Дурылин, кажется, единственный, кто признавал и принимал В. В. Розанова целиком, без всяких оговорок. Он пишет: «Сколько людей видело около В. В-ча бесёнка в грязи, а я видел где-то недалеко, совсем недалеко от него, Того, Кто прекраснее лилий полевых»[217]. У Дурылина к Розанову особо тёплые чувства. Он ощущает их глубокое внутреннее родство. Розанова он называет единственным наследником прозы Достоевского. Розанов «по теме своей — писатель мировой». «Для меня в личном общении и в чтении В. В. был в 1000 раз интереснее Л. Толстого», — записал Дурылин, и эта мысль у него не случайна. «Всё любимое в литературе у меня — „плавное“ — на „л“ и на „р“: Лермонтов, Лесков, Леонтьев, Розанов». Тесное общение пришлось на последний год жизни Розанова, когда оба жили в Сергиевом Посаде. «Как о невозможном счастии мечтал я о том, чтоб увидеть Лермонтова и Леонтьева живых. А его увидеть Бог дал»[218].

Сергей Николаевич часто бывал в семье Розанова, поддерживал его во время болезни. Дурылину на ухо прошептал умирающий Розанов слова своего примирения с церковью: «Христос воскрес!» Дочь Розанова Таня сказала Дурылину: «С вами приносится в наш дом мир и тишина». В «Троицких записках» — дневнике, который Дурылин вёл с декабря 1918-го по август 1919 года в Сергиевом Посаде, он подробно описывает последние дни, часы и похороны Розанова. И ещё многие годы на страницах дневников и записок Дурылина В. В. Розанов будет возникать часто и в разных ассоциациях. «Вот грущу о нём и вспоминаю „по кусочкам“, по маленьким зацепочкам памяти». И более того: «Я многое читаю как бы под его взором, как бы с ним рядом — над одной книгой. <…> Это бессмертие, что ли, — в этой неотлучности его от меня, в этом повсюду „с ним“, за книгой или с пасхальным яйцом»[219]. Розанов упомянул Дурылина в обоих завещаниях: «Друзьям» и «Литераторам».

СЕРГИЕВ ПОСАД