Читаем Сергей Курёхин. Безумная механика русского рока полностью

Сергей Курёхин. Безумная механика русского рока

В паузах между революционными торжествами Сергей искренне считал и настаивал на том, что России необходима милитаризация. «Иначе труба нам настанет», — говорил Курёхин. Прежде всего, Капитан опасался не столько войны в Чечне, сколько американского вторжения в Европу, начиная от массового влияния заморской поп-культуры на умы сограждан и заканчивая возможными бомбардировками Сербии.

«Я смотрю на то, что происходит у нас в городе, и мне просто стыдно, — говорил Курёхин друзьям. — Это не культура, это не политика, это не наука, это не искусство. Те, кто что-то умел, — те просто воют воем. А те, кто не умел, продолжают еще хуже. Если раньше еще была культура, то сейчас культуры нет вообще. Поэтому я сторонник тоталитарного режима. Даже в том виде, в каком он был в 1980-е. Это лучше, чем то, что сейчас происходит. Это просто клиника. Поэтому я хочу тоталитаризма».

Как уже упоминалось выше, свои взгляды Маэстро зафиксировал в программном материале «Морфология популярной механики», написанном им специально для арт-журнала «Кабинет». По воспоминаниям идеолога «Кабинета» Виктора Малина, Капитан писал этот манифест долго и тщательно, неоднократно его переделывая.

«В искусстве должен быть жесткий тоталитарный диктат, — излагал свои взгляды Курёхин. — Затем — проекция искусства на политику — и строится новое тоталитарное государство. Достаточно целенаправленной деятельности нескольких людей, и всё можно будет так расшатать, что уже ничего потом не собрать будет. Сейчас политика влияет на культуру, но если установить в культуре жесткий тоталитарный режим, то постепенно она сумеет направлять политику».

Спустя два десятка лет во время круглых столов порой вспыхивает полемика, участники которой считают, что альянс Капитана с НБП был «радикальной художественной провокацией» и чуть ли не перфомансом. Что это был его очередной глобальный хэппенинг, по сути ничем не отличающийся от «Ленин — гриб». Мол, цинику и провокатору Курёхину было абсолютно всё равно, кого выводить на сцену: лошадей, коров или Дугина с Лимоновым.

Я убежден, что это не так. Можно только предполагать, что бесило тогда Капитана. Во всей этой «истории с НБП» Курёхин действовал без всякой фальши, стеба и макияжа. Не шутник, а настоящий патриот своей страны. Человек, который надеялся, что в российской истории настанут другие времена, когда из условной Сибири нагрянут люди типа Емельяна Пугачева и народ перестанет быть инертным. «Курёхин все делал на полном серьезе, — вспоминал в интервью журналу «Контркультура» Егор Летов. — Курёхин вообще под конец очень странным стал. От него такая злость шла!»

Увлечение Капитана национал-большевистскими идеями, возможно, стало защитной реакцией против тотальной русской зимы и общественного храпа. Он пошел напролом. Вначале сублимировал агрессию в форму авангардного искусства, а в 1990-е попытался вывернуть ее наизнанку.

Свой последний перфоманс Капитан осуществил в марте 1996 года, когда под видом «Поп-механики» организовал в университете «творческий вечер» Александра Дугина. И пока питерская рок-н-ролльная тусовка («Алиса», «Наутилус Помпилиус», «Сплин», «Колибри») готовилась к предвыборному туру «Голосуй или проиграешь», Курёхин рассказывал студентам про начало большой кампании против дураков, систему тайных организаций и систему заговоров.

Напомним, что это была последняя публичная акция Капитана. И по иронии судьбы проходила она практически в том же самом месте, что и питерский дебют «Поп-механики». Прошло двенадцать лет — и круг замкнулся. И многим слушателям тот «концерт» в марте 1996 года запомнился надолго.

«По бокам от Дугина в президиуме сидели Тимур Новиков и Африка, а в проходах патрулировали баркашовцы в псевдовоенной униформе с ремнями крест-накрест, — вспоминает Сергей Чернов. — Пришли какие-то студенты послушать «Поп-механику», а Курёхин сказал, что он мог бы поиграть на рояле, но «это было бы скучно и никому не интересно». Поэтому он лучше поговорит. Началась та же самая бодяга, что и в рок-клубе... Не знаю, что случилось с Курёхиным, — может быть, это было его чувство протеста против всякого режима. Может быть, он чувствовал, что Ельцин — такой же фашист, как и все советские правители перед ним, и готов был использовать любую возможность, чтобы высказаться против. В какой-то момент я спросил Курёхина, почему он стал ультрасерьезным, когда дело коснулось политики, тогда как раньше относился к миру иронично. Курёхин ответил, что никакой иронии у него никогда не было, и он всегда говорил всё и делал серьезно. А если я думаю, что что-то было ироничным, то я ничего не понимаю. Вполне допускаю, что это так и есть. Кстати, нас с Владиком Бачуровым он называл «псевдодемократами» — и был на самом деле прав. Мне сейчас стыдно, что я был таким идиотом».