Сергей Николаевич Булгаков

13 ноября (н. с.) 1924 года в Праге состоялось заседание Братства во имя св. Софии Премудрости Божией «О царской власти». Обсуждалась книга М. В. Зызыкина «Царская власть и закон о престолонаследии в России» (София, 1924). Вступительное слово к беседе произнес Булгаков. Он утверждал, что «идея православного царя не есть для церкви политическая идея, а чисто религиозная концепция: власть понимается как служение церкви и потому повиновение власти есть послушание церкви»[986]. Царь один и един, «харисмы, данные всей церкви, осуществляются в личности» царя. Персоналистически понял это утверждение Булгакова Н. О. Лосский: «Отец С. Булгаков указал другое важное соображение о ценности именно царской власти, указав, что благодать Св. Духа сообщается непременно лицу»[987]. Булгаков считал, что восстановление царской власти должно идти не сверху, а «снизу, из народной жажды в царе»[988], а поэтому царь должен быть избран[989]. Послушание царю есть «послушание на основе свободы». Каждый христианин обладает «царственным священством» и «богосыновством». Это и есть церковное понимание «демократии». Этим для царя «очерчена непреходимая граница»[990]. В послании ап. Павла к римлянам сказано: «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены» (Рим. 13. 1). Булгаков истолковал эти слова так: «Этим давалось понять, что зло анархии так мучительно, велико и опасно, что Сам Господь установил власть, чтобы его пресекать»[991]. Лучше тиран, чем анархия. Зызыкин говорил о «православном легитимизме» царствующего дома. Булгаков же считал, что эта идея «не может быть признана учением церкви, а лишь личным убеждением отдельных членов церкви»[992].

В 1927–1928 годах в Богословском институте в Париже Булгаков читал курс «Христианская социология», где отметил единоличность как преимущество монархической государственности: «Монархическое государство имеет то преимущество, с христианской точки зрения, что оно единолично, как вообще духовное начало»[993]. Но Царь не должен быть диктатором, а слугой Божиим. Монарху необходима активная помощь. Булгаков понимал невозможность восстановления самодержавия в России и настаивал на харизматичности единоличной власти.

Наука, философия и богословие в понимании прот. Сергия Булгакова

Софийность науки. Изначальная софийность мира есть основа производной софийности науки: «Она чужда Истине, ибо она – дитя этого мира, который находится в состоянии неистинности, но она – и дитя Софии, организующей силы, ведущей этот мир к Истине, а потому и на ней лежит печать истинности, Истины в процессе, в становлении»[994]. Хотя наука и чужда Истине, она может существовать только в предположении Истины. Наука вызывает к жизни «научный космос»: «Наука вызывает из сумрака мэона научный космос, пробуждает дремлющее мэоническое бытие к жизни и, следовательно, постольку вообще расширяет возможности жизни, ее универсальность и полет»[995]. Идеальным пределом научного знания является проникновение к космосу-Софии: «В трудовом, хозяйственном процессе наука проникает чрез кору и толщу хао-космоса к идеальному космосу, космосу-Софии. Мир предстает тогда, действительно, как единство, но не в канто-лапласовском смысле. Единство это выразит не абстрактная формула мирового детерминизма, но организм идей, механическое же единство его лишь отражает в опрокинутом и искаженном образе.

Таков идеальный предел научного знания»[996]. Булгаков верил, «что и наука увидит Бога»[997].

Философия всегда на чем-то «ориентируется»[998]. Такое ориентирование есть акт свободы. При множественности ориентировок существует множественность путей философской мысли, т. е. «не может быть единой философской системы»[999]. Философия родится из жизни и ориентируется по жизни: «…философская рефлексия есть саморефлексия жизни». В жизни рождаются и философия, и наука: «Жизнь есть то материнское лоно, в котором рождаются все ее проявления: и дремотное, полное бесконечных возможностей и грез, ночное сознание, и дневное, раздельное сознание, порождающее философскую мысль и научное ведение, – и Аполлон, и Дионис»[1000]. Жизнь есть конкретное единство логического и алогического: «Вся жизненная действительность идеально-реальна во всех своих изгибах, она алогично-логична»[1001]. Философское творчество подобно художественному, «ибо философская система есть тоже своего рода художественное произведение, “поэзия понятий”»[1002].