Сергей Орлов. Воспоминания современников. Неопубликованное

Было в тех стихах еще что-то такое, что не сразу останавливало внимание. Это «что-то» мне лично открылось только потом, когда уже после войны мы долгими ночами прогуливались по пустынным улицам Ленинграда или вели неторопливые беседы в гостиничном номере в Москве. Каким словом передать эту, если так можно сказать, всеохватность мысли Орлова — от того, что знали мы все, и до того, о чем вряд ли задумывались? Еще не были запущены первые спутники, еще не пробил дороги в космос Юрий Гагарин, а Орлов уже мучился таинственным желанием увидеть недоступное. И как стало ясным теперь, эта мука пришла к нему не с годами, а еще тогда, до войны. Он был убежден, что открывателем будет не сверхчеловек, а такой, как он сам, солдат. Не случайно в одном из стихотворений, прочитанных в ночь перед боем, была строчка о тем, что «космос молча, звездами пылит», в другом говорилось: «Идут машины, словно громы, сошедшие с крутых небес».

Под строчками:

Потомок наш о нас еще вспомянет
В каком-то многотысячном году,
В путь отправляясь на ракетоплане
На только что открытую звезду —

стоит дата: «1943 год».

Это — не случайное озарение поэта, желающего дать должную оценку подвигу его товарищей-фронтовиков. Уже тогда, на войне, он жил с глубоким убеждением в том, что его танк в мирное время будет перелит в ракетоплан. Как и в том, что

Слесаря, танкисты и поэты,
Мы на желтую Луну взойдем.

Потом эта тема будет все шириться, нарастать в поэзии Орлова, укреплять его веру, что «придет человек — от планеты к планете протянутся вдаль верстовые столбы». Но прежде его ждут:

Болота, болота, болота,
За каждую кочку бои,
И молча в отчаянных ротах
Друзья умирают мои.

Сегодня можно составить целую книгу стихов Сергея Орлова о космосе. Но начало ее было написано там, на Волховских болотах. В толстой тетради, где стихи соседствовали с техническими чертежами, мы найдем ручеек, от которого начнется эта книга.

Когда Орлов встретился с первопроходцем космоса Юрием Гагариным, он сказал ему:

— Я ведь вас давно знаю.

Юрий Алексеевич немного смутился. Смутился и Орлов. Ему показалось, что Гагарин мог неверно истолковать его слова: дескать, нашелся еще один человек, желающий погреться в лучах чужой славы.

— Я хочу подарить вам свою книгу, — сказал Орлов. — Там я что-то пытался сказать и о космосе.

Гагарин улыбнулся.

Такими и сохранились у меня на фотографии — космонавт и поэт, удивительно чем-то похожие друг на друга. Чем?

Я часто задумываюсь над этим вопросом и снова обращаюсь к той ночи перед боем, когда в насквозь прокуренном блиндаже впервые задумался вслед за поэтом с том, что наше наступление через волховские болота прямой дорогой ведет в космические дали…

Возвращались в Ленинград поздно. Над дорогой повисло низкое осеннее небо с редкими звездами. Вдруг одна из них показалась живой: то ли самолет пронес ее, то ли где-то прошел запоздалый звездопад. И снова вспомнились стихи Орлова:

Улетали с Марса марсиане
В мир иной, куда глаза глядят…

Это — из поэмы Сергея Орлова «Семь дней творенья», которая так и осталась незавершенной…

АНАТОЛИЙ ЧЕПУРОВ О солдате Великой Отечественной…

Сергей Орлов. Большой советский поэт. Наверно, не найдется ни одного истинного почитателя поэзии, которому не захотелось бы в своих размышлениях о Сергее Орлове вслух или мысленно произнести эти простые и всё объясняющие слова — «большой советский поэт».

Но сначала было детство, овеянное теплым летним духом северного леса, славной ратной стариной белозерской земли. Высокие, большие и чистые снега с малиновыми над ними зорями и рыжими морозными закатами, весенняя, в солнце и синьке, даль Белого озера, пионерские костры и походы, первая проба пера, первое признание таланта — все Это было в детстве, в ранней юности. А потом — сразу война.

Я встретил Сергея Орлова на Волховском фронте, в лесах подо Мгой. Молодой, «без шрамов военной поры», веснушчатый, медноволосый, он был тогда командиром тяжелого танка «KB».

Он был воином и поэтом — защитником города Ленина. При окончательном снятии блокады, командуя танковым взводом, Сергей Орлов принял, как говорится, огонь на себя и, объятый пламенем, упал на черный от битвы новгородский снег, чтобы снова встать во весь рост, но уже в обличье певца воинского братства.

«Третья скорость» — первая книга поэта. В ней нет и тысячи строк. Но зато, какая поэтическая сила заложена в каждой из них! Стихи короткие, энергичные, яркие. Они композиционно организованы так, что напоминают танковую колонну на боевом марше.