Сергей Орлов. Воспоминания современников. Неопубликованное

«Для меня, как и для моих ровесников и однополчан, война слишком долго не кончалась. То есть вообще-то она закончилась, давно отгремело салютами 9 Мая, а мы всё еще вроде бы не вышли из боя. Уже вставали возрожденные города и заводы, но мы смотрели на них как бы все еще из-за бруствера окопа.

И однажды был мелкий житейский случай, почти анекдот. Нечаянная реплика в московской забегаловке, в инвалидной „деревяшке“ первых послевоенных лет.

Мы заскочили туда вдвоем — Сережа Орлов и я. Среди тех немногих моих друзей, что остаются надежными всю жизнь, я счастлив назвать поэта Сергея Орлова, красивого человека. Фашисты подбили и сожгли танк, в котором был Сергей, опалили ему лицо и руки, но и стянутым шрамами ртом он торжественно и просто провозгласил свой реквием погибшим солдатам… Я думаю, что не скомпрометирую друга упоминанием о забегаловке.

В густом от самокруток и дешевых папирос тумане к нам двинулся какой-то парень. Когда он подошел совсем близко, мы разглядели на его лице рубцы от ожога.

Вот сейчас он спросит:

— Что, браток? Тоже танкист?

Но парень хлопнул Сергея по плечу и весело заорал:

— Что, браток? Тоже сталевар?

…Так кончаются войны».

Я не успел поблагодарить Орлова за щедрое его умение мгновенно и тактично подсказать товарищу точное слово в стихотворении. Вот, к примеру, я однажды прочитал строчку: «И вдребезги стекла в окне». Сергей тихо поправил: «брызнули». Как сразу все стало зримее, слышнее, попросту лучше! Честно говоря, в моих стихах есть не одна его находка.

Он называл свою молодость победной, бесстрашной и… неблагоразумной. Как Маяковский, он надеялся и верил, что вовеки не придет к нему «позорное благоразумие»; знал, что даже старым, «как перечница медная», будет поступать, не изменив наказу собственной юности, прошедшей «на дымном гребне фронтовых ночей». Это не просто слова и строчки стихов, это — истина, подтвержденная всей его жизнью, хоть и оборвалась она задолго до старости.

Конечно, можно рассказать куда больше и подробнее, чем я это сделал. Но для этого нужно спокойствие, дистанция времени. А в моих ушах все еще гремит троекратный воинский салют в дождливый октябрьский день на заполненном народом кладбище….

ЕГОР ИСАЕВ На расстоянии памяти…

Сергей Орлов начал войну в самом ее разгаре и в самых таких видных, напористых войсках — в войсках броневого щита и тарана. Весь, можно сказать, в железе и весь на виду. Ведь танк, хоть он и пластун по сути — ползком движется, — а вещь, что ни говори, очень заметная, удобная для прицела. Особенно, когда ровно — ни бугорка, ни тени под огнем, — как это было когда-то подо Мгой, невдалеке от Ленинграда. Страшно как ровно… И смертельно жарко! Особенно, когда броневые махины сходились в рукопашной. Да, да, именно в рукопашной. Как сходилась когда-то пехота — штык в штык, как схлестывалась кавалерия — клинок в клинок… А тут — танки! Лоб в лоб, огонь в огонь.

И где-то там, у станции Мга, в сорок третьем — а теперь на расстоянии памяти! — шел тяжелый «KB» лейтенанта Орлова. Еще не Сергея, нет, а просто Сережки с Белого озера, что под Вологдой, белобрысого паренька, который к тому времени, может, и поцеловаться-то как следует робел, а тут — на тебе! — уже лейтенант, командир самоходного боевого железа. И вот она, смотровая щель, вровень с раскаленным от стрельбы орудийным дулом… Вот она — огневая точка зрения воина-танкиста. Взгляд, так сказать, через всю Европу — от той самой станции Мга до Новгорода, от Новгорода до Вислы и далее, за Вислу, туда, в направлении Победы.

Жизнь прошла с тех пор,
Не просто годы.
А за ней, там, где огни встают,
В сполохах январской непогоды,
Возле самой смерти на краю,
Скинув молча полушубок в стужу,
Лейтенант в неполных двадцать лет,
Я ремень затягиваю туже
И сую под ватник пистолет.
Больше ничего со мною нету.
Только вся Россия за спиной
В свете догорающей ракеты
Над железной башней ледяной…
……………………………………..

А земля огромна, фронт безмерен.
Лейтенант — песчинка средь огня.
Как он там в огне ревущем верит
В мирного, далекого меня?