Сергей Орлов. Воспоминания современников. Неопубликованное

Продолговатый актовый зал переполнен. Вологда, всегда чуткая и отзывчивая на имена своих земляков, уже слышала о Сергее Орлове. В Ленинграде у него только что вышли первые книги. И бот он сам. Что-то необычное, огневое мелькнуло в облике. Рыжеватая, словно опаленная, борода, пепельное буйство волос, горящий смущенный взгляд. А сам молодой, подтянутый, по-студенчески распахнутый. Стоял он па сцене, близкий и далекий этому гудящему залу.

После нескольких слов привета, сказанных смущенно, но душевно, стал читать стихи. И не все сразу поняли, что это уже стихи, потому что читал просто, словно разговаривал. Даже рифмы угадывались не всегда. Без жестов, лишь руку вскидывал, чтобы откинуть со лба волосы, читал он, как исповедовался в делах своих на войне. И эта негромкость и простота постепенно становились обжигающими — зал, до самых последних рядов, замер не дыша.

Вот тогда-то я и услышал многие, ныне ставшие знаменитыми, его стихи о солдатском подвиге на Великой Отечественной войне, запомнил и солдатский облик дважды горевшего в танке самого Сергея Орлова. Духовная озаренность, огромная мыслительная работа, цельность натуры чувствовались в нем всеми, кто только сходился с ним хотя бы однажды.

У меня же в разные годы, вплоть до самых последних ею дней, было немало встреч, но та, первая, так запала в сердце, что всегда я видел поэта таким, как в тот раз, далекой вологодской осенью.

«Кто говорит о песнях недопетых?» А мы все говорим, горестно и беспомощно сетуя на время, когда потрясают нас такие утраты. Говорим, жалеем, а надо бы молча и тревожно задуматься, насколько неожиданно коротка человеческая жизнь и как надо уметь прожить ее в полную меру для людей, Родины, будущего. Сергей Орлов это понял еще совсем юным, на войне, когда хоронил друзей, своих одногодков, и сам много раз умирал. И тогда, когда в кромешном аду торопливо записал в блокноте:

Нам не страшно умирать,
Только мало сделано,
Только жаль старушку мать
Да березку белую!..

И тогда, когда чеканил бронзовые строки: «Его зарыли в шар земной…»

Но поэзия возвращала его к жизни. И он свою жизнь, всю без остатка, вложил в поэзию.

2. Поэтическая фреска

В одно жаркое лето, в пятидесятых годах, Сергей Орлов и Михаил Дудин приехали в Вологду. Мы встретили их на вокзале и вместе поехали в гостиницу «Северная». Гостиница эта в центре города, на площади, как высокий, узорный торт на блюде. Она старая, еще купеческая, и прежде называлась «Золотой якорь». Помню, Орлов, щурясь от солнечной красоты здания, остановился на площади и сказал: «Ну, какая же она „Северная“, она точно „Золотой якорь“. Да, умели строить!..»

Раскрыв большие, желтые, в ремнях портфели, бывшие в то время новинкой и опахнувшие нас ленинградским, праздничным духом, гости отдыхали в прохладе номера и неспешно, по-свойски разговаривали с нами, тогда молодыми журналистами из комсомольской газеты. А потом, когда спала жара, мы вместе пошли гулять по городу. Любовались — уже в который раз — Софийским собором, четко и легко взметнувшимся в закатное небо, тихой гладью реки, где у берега с плота женщины полоскали белье, а по другую сторону, словно опрокинутые в воду, отражались старинные церкви. И эта милая незатейливость будничного женского дела, и вековой узор отраженных куполов овевали нас вечерней поэзией.

Затем миновали мы Каменный мост, многолюдную площадь и остановились в парке у одинокой церкви Иоанна Предтечи. С виду она обычная, зато внутри расписана такими жаркими, сочными фресками, что по окончании работ в семнадцатом веке тогдашний вологодский владыка долго не осмеливался и освятить ее, посчитав роспись кощунственной и даже срамной. Смятение владыки тем более усилилось, что на ту пору прибыл в Вологду молодой и грозный государь Петр Первый. Легенда рассказывает, что владыка в страхе всячески отводил царя от церкви, но тот пожелал ее видеть. И вот Петр, кидая в трепет местное священство своим ликом, ростом, силой и пуще того табачным дымом, встал, расставив ноги посреди церкви, зорко оглядел красочные стены и расхохотался. Роспись ему так приглянулась, что он тут же заставил владыку освятить новый храм…

Все это мы поведали нашим гостям. Помню, Сергей Орлов оживился необычайно, шел, оглядываясь на церковь, и долго улыбался, не вступая уже в другой наш разговор. А потом сказал, что надо сходить к Петровскому домику. Такой домик, каменный, узорный, в котором когда-то жила вдова голландского купца Гутмана и где, по легендам, в свои приезды в Вологду останавливался Петр, и поныне белеет на высоком речном берегу (в нем филиал краеведческого музея). И мы пошли туда. Он был открыт.