Королев направился в пусковой бункер, а я уехал на первый «НП», на станцию телеметрии. Она в ту пору размещалась в фургоне. Начался отсчет последних секунд. Не скажу, вслух я это произносил или про себя, но точно помню, что «уговаривал» ракету: «Давай, родная, трогай… Пошла, пошла… Хорошо! Хорошо идешь!»
Одновременно выдавал на громкую связь:
— Тангаж и рыскание — в норме…
— Идет устойчиво…
— Давление — в норме…
«Восток» вышел на орбиту. Первое, о чем подумал, — назовут ли сегодня имя Королева Ведь он — Главный. Авиационных конструкторов, когда поднимаются в небо созданные ими самолеты, называют поименно…
Королев не жаждал славы. Сделанное расценивал не как свой личный успех: считал, что это работа всех.
Павел Попович, тогда кандидат в космонавты:
Гагарин шел к лифту. Неторопливо, покачиваясь — скафандр стеснял движения. Железная клеть заскользила по наклонному стальному канату. С верхней площадки ферм обслуживания он еще раз помахал всем нам, оставшимся внизу у подножья ракеты.
Мне поручили поддерживать связь с бортом «Востока». Аппарат стоял на обычной тумбочке, недалеко от стартового сооружения. Примерно за полчаса до пуска «переговорную точку» перенесли в бункер. Вскоре туда спустился Сергей Павлович Королев.
Он волновался. И это было заметно. Раньше я его не видел таким. Порой он даже забывал нажать кнопку переговорного устройства. В такие моменты я говорил ему: «Сергей Павлович, нажмите кнопку, а то Юра вас не слышит».
Микрофон вздрагивал вместе с его рукой, но голос Королева был тверд. Чувствовалось, что ему немалых усилий стоит эта выдержка и желание скрыть свое волнение.
— Юрий Алексеевич, все идет по графику. Только что справлялись из Москвы о вашем самочувствии. Мы туда передали, что все нормально.
— Понял вас, — ответил Юрий. — Передали правильно.
Королев транслировал на борт весь ход предстартовой подготовки. Он вел переговоры с Гагариным и тогда, когда «Восток» находился на траектории выведения.
Через тринадцать минут после старта все, кто находился в бункере, сознанием ощутили, что первый в мире полет человека в космос начался.
Трудно пересказать, что происходило в эти короткие минуты на Земле. Сначала была тишина. Все напряженно ждали сообщений с пунктов слежения. Потом напряжение сменилось взрывом радости. Мы кричали, размахивали руками, не скрывали своих чувств. Это были и радость, и гордость, и счастье. Наш товарищ, советский человек, перешагнул грань неизведанного.
И все-таки в тот день и час мы еще до конца не поняли всю масштабность события, участниками которого довелось стать. Это пришло позже.
Таков он, взгляд на апрельский день памятного 1961-го с разных ракурсов.
ТАСС выдал сообщение без задержки. Планета ликовала. В разноязыком голосе дикторов всех радиостанций звучал один мотив: «Восхитительно! Фантастично! Невероятная сенсация! Сказочная быль!» Мир говорил о «русском чуде», пережив шок, потом бурю восторга, а вот осмысление, наверное, так еще и не пришло. Пришла ложь, а за нею — домыслы и сплетни. Покойный ныне Аллен Уэлш Даллес, один из крестных отцов «холодной войны», даже в день исторического старта нервно изрек: «Блеф все это! Мистификация. Они хотят обойти нас на словах!» И вроде неведомо ему было, что уже через пятнадцать минут после запуска «Востока» сигналы с борта космического корабля запеленговали наблюдатели с американской радарной станции «Шамия», расположенной на Алеутских островах. Пятью минутами позже в Пентагон ушла срочная шифровка. Ночной дежурный, приняв ее, тотчас же позвонил домой Джерому Вейзнеру — советнику президента Кеннеди. Заспанный Вейзнер взглянул на часы. Было 1 час 30 минут по вашингтонскому времени. С момента старта Гагарина прошло ровно 23 минуты.
Пройдут годы, и первый из землян, ступивший на Луну, скажет: «Он всех нас позвал в космос!» Это слова Нейла Армстронга. А «он» — это Гагарин.
13 апреля в городе Куйбышеве, куда прибыли члены государственной комиссии, состоялось заседание по итогам космического полета. В центре внимания был Гагарин. Он подробно доложил обо всех этапах своего рейса. Доклад стенографировался. Эта стенограмма до недавнего времени тоже имела гриф «Сов. секретно, экземпляр № 1».
Такой же гриф стоял и на 10 страницах приложения к докладу — вопросы к космонавту и его ответы на них. Оба эти документа главный маршал авиации К. А. Вершинин представил в ЦК КПСС 19 апреля 1961 года с короткой препроводительной запиской. На ней имеется такая пометка: «Тов. Хрущеву доложено 21.04.61. Шуйский».
Эти уникальнейшие свидетельства истории примечательны иным. Надо знать Гагарина, его волевой характер, его отношение к порученному, чтобы со всей глубиной понять, сколь ответственно он подошел к выполнению задания, к осмыслению происшедшего, сколь высоко его умение оценивать ситуацию в самых ее мелочах и принимать верные решения. Он скажет на Госкомиссии: «Тяжело, но терпеть можно».
«Я не ошибся в этом парне», — подумал про себя Королев. — История всегда находит лучшего исполнителя своих замыслов».