Сергей Сергеевич Ольденбург 1888-1940

Им пришлось вернуться в Грефенберг, 11 июля 1899 г. оттуда отправлено письмо В.Р. Розену: «Серёжа очень поправился, послезавтра съездим в Берн, где хороший детский доктор». 21 сентября, вернувшись из Берна, С.Ф. Ольденбург рассказал, что «Серёжа может брать лёгкие ванны». Уже в Грефенберге «Серёжа налетел на лестнице на горничную, нёсшую сломанное блюдо, – получилась глубокая рана между глазом и виском. К счастью, скоро нашли доктора, который зашил ему рану». Опасения насчёт потери глаза не оправдались.

22 декабря 1900 г. из Давоса С.Ф. Ольденбург уведомлял: «его смотрели после недельного пребывания – смотрели очень тщательно и люди опытные – и движения вперёд не констатировали». Средства лечения там предлагались «лежать, лежать, лежать». «Он в меховом мешке лежит прямо на воздухе на морозе» (при -20). Состояние сына С.Ф. Ольденбург считал безнадёжным: «это страшное чувство быть с человеком, который тебе бесконечно дорог и который почти наверняка обречён; всё что он делает, улыбка, смех – точно нож вострый» (от мысли что его скоро не станет).

5 января 1901 г. С.Ф. Ольденбург продолжал: «мучительно, что, если я его не сохраню и не выведу в люди, я не исполню того, что должен был исполнить, ради чего одного я жил».

К весне состояние выправилось. 2 мая 1901 г. Ольденбург-ст. написал в Давосе: «Серёжа очень поправился, пополнел, окреп и загорел». 10 июля 1901 г. В.Р. Розен передавал, что получил от матери С.Ф. Ольденбурга «самые утешительные известия» о Сергее Сергеевиче.

Из-за тяжёлых болезней лёгких и сердца С.С. Ольденбург получил домашнее образование, а не стандартное школьное. Это одно из условий, способствующих становлению неординарной личности. Единомышленник В.В. Розанова и Н.Н. Страхова писал об этом: «великий выдающийся ум питает отвращение к школе, потому что он учится сам у себя» [Ф.Э. Шперк «Как печально, что во мне так много ненависти…» СПб.: Алетейя, 2010, с.153].

Американский историк Патрик Роллинс в 1975 г. предположил, что С.С. Ольденбург получил космополитическое образование, на основании того что его отец индолог, известен работами по истории буддизма. Для таких выводов требуются более серьёзные указания. Рядом Роллинс ошибается в утверждении, будто Сергей Сергеевич оставался в СССР до 1925 г. и эмигрировал во Францию с женой и тремя детьми.

Оценивая полученное начальное домашнее образование, следует по косвенным признакам сделать противоположный вывод. С.Ф. Ольденбург не занимался с сыном лично, за исключением эпизодической помощи с латинским языком. Не считая поездок на заграничное лечение, они жили в разных городах и поддерживали связь по почте. Помимо стараний бабушки, привлекались какие-либо помощники со стороны, студенты, подрабатывающие на уроках, более профессиональные репетиторы.

Крайне антихристиански настроенный В.И. Вернадский, мечтавший «раздавить» монархическое правительство, в первые месяцы жизни С.С. Ольденбурга в августе 1888 г. утверждал что его отец «узкий русофил», «я не хочу чтобы нашим детям передалась та национальная узость, которая порядочно сильна во всех вас» [В.И. Вернадский «Письма Н.Е. Вернадской (1886-1889)» М.: Наука, 1988, с.160-161, 266].

Хотя это больше говорит о космополитическом неприятии национализма Вернадским, чем о пристрастии С.Ф. Ольденбурга к подлинно русскому самосознанию, нельзя совсем игнорировать содержание подобных наблюдений. У С.Ф. Ольденбурга было собственное положительное представление о Великой России и о русском национализме, которое вызвало неудовольствие у его биографа т. Кагановича.