SergeiMinaev-MoscowLoveNot

ства. Их ни у кого, кроме тебя, нет!

— Я пытался писать статью, — и тут меня почему

то сносит, — я, кроме нее, даже повесть начал...

— Что?! — Света берет пустую пачку сигарет, швыряет ее обратно и достает свою, из сумочки. —

Повесть?! Ты теперь решил переквалифицироваться

из режиссера, временно работающего курьером, в ал

коголика, временно трудоустроенного писателем?

Твоя фамилия Довлатов?

— Тебя вообще не интересует мое творчество! —

Я швыряю нож в раковину.

— А тебя что интересует? Как я пишу по четыре

перевода в неделю? Как заезжаю к родителям якобы

проведать, а на самом деле за едой? Интересует, что

я чувствую, когда захожу посмотреть зимние сапоги?

Именно «посмотреть», потому что «купить» будет ког

да то... наверное... потом. Интересует, что я чувст

вую, когда прихожу домой и вижу в хламину пьяно

го, обуревшего от ничегонеделанья мужа и спящего

мента в туалете впридачу?! Тебя это интересует?!

274

Сергей Минаев

Она говорит это тоном, который можно услышать

в программе «Пусть говорят» или «Семейный во

прос», или как там еще называются все эти пош

лейшие программы федеральных каналов. Голосом

домохозяйки, которая отчитывает мужа, пришедше

го пьяным, например, в четверг. И дело даже не в

бытовом алкоголизме супруга, а в том, что он на

пился в четверг, хотя официально ему разрешено

бухать только по пятницам. И вот эта ситуация

представляется как тотальный крэш всего. Семей

ного уклада, будущего детей, которых, замечу, нет, поднимаются вопросы доверия и всей подобной

ерунды, которую обычно несут русские женщины

русским мужчинам. Бесцельно. Потому что так по

ложено.

Она продолжает нести эту адову ахинею, а я ду

маю о том, как все изменилось с момента нашего зна

комства. Я почему то вспоминаю «Пропаганду» и сет

Санчеса, а Света прыгает рядом с колонками, одетая

в серый сарафан в мелкий цветочек, высокие белые

носки и ботинки «Доктор Мартенс». Она очень «гран

джи», и все вокруг очень «гранджи», и вокалисты

Nirvana и Alice in Chains еще живы, а мы, несмотря

на то, что до полуночи еще час, уже убиты.

А вокруг девяностые, с маргинальными художни

ками, безумными галеристами, накокаиненными из

дателями первого в стране глянца, криминальными

бизнесменами и вороватыми меценатами. И мы не

знаем, в чьей квартире, студии или офисе проснем

ся завтрашним утром, но уверены в том, что совер

шенно точно не заснем сегодня.

Москва, я не люблю тебя

275

Света курит здоровенный косяк и рассказывает о

чтениях Мамлеева, а я, удолбанный МДМА, наблюдаю

за тем, как пепел падает в песочницу, на бортиках

которой мы сидим, трясу ногой и перманентно отбра

сываю длинную челку со лба.

Та девушка в измазанных краской ботинках не по

размеру после историй с миллионным кейсом, пере

дозом кислотой и вторжением психа с пистолетом

лишь неопределенно подернула бы плечами. Или

спросила бы, где мы сегодня тусуем. Она бы все по

няла и могла бы убежать вместе со мной от чечен

ских гангстеров в расчете на то, что прежде чем по

нам начнут вести прицельный огонь, мы сможем по

сетить выставку инсталляций ее друга Чебурека и

убить бокс чуйской травы на крыше дома Нирнзее.

Она могла бы... еще много чего. Кроме слов, про

изнесенных десять минут назад. Я не спускаю с нее

глаз и совершенно автоматически выдаю:

— Свет, а помнишь, как мы курили дурь в песоч

нице, во дворике, где то рядом с «Пропагандой»? На

тебе еще были такие смешные ботинки...

— Слушай, Давыдов, — хлопает она дверцей ку

хонного шкафа, — хватит играть в подростка дебила, ок? Эти ботинки были на мне много лет назад.

— Но это была ты, правда? И я. Это были мы, —

делаю я сотую попытку выудить сигарету из пустой

пачки. — Неужели все настолько изменилось?

— Наоборот, Давыдов, ничего не изменилось. Ни

че го, — она устало садится на стул, — ты все так

же играешь в подростка из артхаусного кино, а я иг

раю в дуру, которую все устраивает. Проблема в том, 276

Сергей Минаев

что кино было короткометражным, Денис... и оно

давно кончилось.

— Послушай...

— Это ты послушай. Я твоя вроде бы жена, возмож

но, любимая женщина, и... что еще? Я все ждала, ког

да мальчик наиграется... в тусовщика, в режиссера, в... кого ты там еще играл? И ничего не изменилось.

Ни че го. Те же твои друзья, карты, разговоры о Фас

биндере. Ты счастливый человек, Давыдов. Как там

пелось? «Вечно молодой, вечно пьяный».

— Света...

— То есть это для тебя ничего не изменилось. А я

делала вид, что и для меня тоже. Знаешь, я очень хо

тела ребенка. В первые два года... Ты помнишь, когда

мы в последний раз говорили о детях?

— Вроде бы на прошлой неделе.

— Вроде бы... На самом деле это было года два

назад. Знаешь почему? Я больше не хочу от тебя

ребенка, Денис. Я не могу, — она мнет в пальцах

сигарету, — быть матерью двоих несовершеннолет

них мальчиков. Особенно если старший пьет, курит, жрет наркоту и делает вид, будто за окном ничего

не изменилось со времен его юности...

— Я просто вспомнил то время, когда мы оба бы

ли... — я запинаюсь, — счастливы... что ли...

— Денис, когда тридцатишестилетний мужчина

представляется интернет колумнистом, это смешно

только в первые пять минут. Особенно если на сле

дующий вопрос: «А серьезно?» — он пафосно отво