них карманов пиджака. Последней в урну полетела
нагрудная табличка с его именем.
Я встал и пошел следом. Парень вышел из отеля, перебежал на другую сторону улицы и поднялся на
мост. Он ушел. Реально, все бросил и отвалил. Так
просто. Раз два. Пока я курил сигарету, стоя на
крыльце, парень перешел по мосту на сторону Ново
го Арбата. Потеряв его из виду, я сел в машину и на
брал номер своего турагента. Еще через сорок минут
я покупал бутылку рома в супермаркете на Ленин
градском шоссе. Через час я был в Шереметьево. За
кофе я так и не заплатил. Как то особенно быстро
приземляется Hong Kong Airlines, а следом за ним Air France.
Свалить сейчас, когда кейс безвозвратно потерян, и ты не видишь даже теоретической возможности его
отыскать, — было бы ошибкой. Не свалить — пре
ступлением.
Я лежу на траве и лакаю
прессии, ни злости. Даже вечный нервяк, не снима
емый алкоголем и антидепрессантами, куда то ушел.
Я исчезну из города, в котором меня, по сути, ни
что не держит. Так же легко, как тот парень свалил
282
Сергей Минаев
из гостинцы. Из города, в котором ты вынужден при
думывать себе новые вершины для взятия, чтобы
хоть как то оправдывать свое бессмысленное суще
ствование.
Из города, который мы сами сдали всем этим га
старбайтерам, бандитам, провинциальным олигархам, свезенным сюда со всей страны вороватым чиновни
кам в плохо пошитых костюмах и бесчисленным гос
тям столицы, которые, как теперь выясняется, совсем
даже хозяева.
И я был одним из тех генералов власовых, кото
рые не просто пособничали оккупантам, а в одном
с ними строю осаждали город.
И город капитулировал. Сдался на милость побе
дителей, а мы все это время сидели и смотрели. Как
вырастают один за другим уродливые торговые цент
ры и небоскребы, как люди на улицах все меньше на
поминают людей, как мэр пчеловод выкуривает тво
их вчерашних соседей, а тех, кто не выкурился, до
едают смог, жара, пробки и новое местное население.
Мы смотрели и неодобрительно цокали языками, се
туя на жадность Аэрофлота, повышающего цены на
европейские направления. Все это время мы словно
очень хотели в отпуск. А те, кто приехал сюда вмес
то нас, видимо, хотели работать.
И как то незаметно вышло, что каждый вечер, под
ходя к окну своей шикарной квартиры, ты чувству
ешь, что кособокие советские дома коробки, в каж
дой маломерке которых живет тридцать пять таджи
ков, смотрят на тебя своими мутными окнами и
шепчут: «Мы скоро к тебе переедем...»
Москва, я не люблю тебя
283
люблю, и который меня тоже нет. Мне будет трудно
без всех вас, дорогие мои ублюдки москвичи. Но я
справлюсь. Я привыкну.
Я забуду тебя, Москва, как забывают женщин, кото
рых отчаянно любили, но с которыми не были счаст
ливы.
Иммиграция, иммиграция. Я так много думал о ней
все это время. В сущности, я давно уже живу в им
миграции. Внутренней. Я сбегаю с русской улицы в
английскую машину, ныряю в московский подъезд и
выныриваю в лондонской квартире. Я забиваюсь в
кресло, укрываюсь ворохом англоязычной прессы, прикрываю глаза и ныряю еще глубже. Я знаю, что
там, в глубине, нет уродов в пробках, толстых мен
тов, хитрожопых депутатов, гастарбайтеров, новост
роек, торговых центров и дорогих шлюх с отврати
тельным гыкающим говором.
Но там тоже негде спрятаться. Там нет ничего та
кого, что отличает меня от всех вышеперечисленных
насекомых. Все эти ДБ9, пентхаус и ботинки дерби
говорят мне о том, что я всего лишь ношу отличитель
ные признаки правящего подвида, хотя не исключе
но, что я лишь наколотая на булавку бабочка в чьем
то собрании. Моих старых друзей здесь больше нет, а новыми у меня хватило ума не обзаводиться.
284
Сергей Минаев
У меня нет детей и домашних животных. А главное
— мне не за что зацепиться. Все, из чего состоял Во
ва тридцать шесть лет назад, истончилось, подъелось
ржавчиной, вытерлось и было заменено. Как меня
ют зубы, или делают пластику лица, или меняют раз
мер груди. Того меня больше нет. И большие сомне
ния, существовал ли тот парень со школьных фото
графий?
Заходящие самолеты накрывают меня тенью от
крыльев, оглушают ревом двигателей, и каждый раз, когда надо мной пролетает металлическое чудовище, я невольно съеживаюсь. Мне кажется, в этот момент
ДБ9 тоже съеживается, и музыка становится почти не
слышна. Один за другим садятся Air France, Аэрофлот
и JAL.