Сергий Нилус - Полное собрание сочинений - Том 2

Писал мне брат из Темир-Хан-Шуры, чтобы я попросил кого-нибудь из присутствующих в городском магистрате списать для него пункты нового положения о подаче гильдейских капиталов, а также форму гильдейского свидетельства. Все это брат просил ему выслать как можно скорее, с первой же почтой, в Темир-Хан-Шуру. Письмо это было получено в какой-то праздник, и в этот день у настоятеля на закуске было порядочно много народу и в числе их приказные. Желая исполнить просьбу брата, я позвал к себе одного более других бедного приказного, о котором я знал, что он обременен большим семейством: думал я этим и доброе дело сделать, и брату поскорее угодить. Когда приказный этот пришел ко мне в келью, я объяснил ему, в чем заключается моя к нему просьба, причем не умолчал и о том, что к нему обращаюсь преимущественно перед другими, зная его бедность и желая ему дать заработок.

— Нате вам, — сказал я ему, — пять рублей, но смотрите сделайте мне то, о чем прошу, к первой почте и с первой же почтой отправьте данное вам поручение моему брату по известному вам адресу.

Пять рублей по тому времени были большие деньги, на которые можно было целому семейству прокормиться не менее месяца, и я знал, что за услугу я переплачивал ровно втрое, во внимание к бедности приказного, да отчасти и спешности поручения.

Благодарности приказного не было конца: он даже, без всякого с моей стороны требования, перекрестился на икону Царицы Небесной и поклялся на нее, что верно исполнит мою просьбу. Я заметил ему на это:

— Смотрите ж: вы клянетесь Царице Небесной, но помните, что Бог поруган не бывает. Меня вы можете безнаказанно обмануть, но неисполнением клятвы постарайтесь не подвергать себя Божьему гневу.

Приказный еще более стал меня уверять в верности своего обещания; и я еще дал ему, по его просьбе, 50 копеек на водку, чтобы уже все остальные деньги он отдал бы, во избежание соблазна, своей жене.

Проходит дня три, его нету. Жду еще день, то же — ни слуху ни духу. Посылаю к нему. Приходит...

— Что же вы?

— Да что, — отвечает он мне, — секретарь просит пять рублей, чтобы дать списать новое положение.

— Так что же вы мне об этом не сказали, — говорю ему я, — я бы и без него нашел где списать.

— Да что? совестно было к вам явиться: я ведь тогда, шедши от вас, домой-то не попал. Зашел в трактир, приказал подать себе графинчик... рюмочка за рюмочкой — меня порядочно-таки забрусило, а тут, как на грех, шасть! — и секретарь — в гостиницу. Ну вот, говорю ему, кстати: у меня есть к вам покорнейшая просьба... и объяснил ему, в чем дело. Так что же — говорит — это мы все сделаем: вели-ка подать графинчик... Пока мы сидели за водкой, явились шарманки — а у нас в голове-то уже шумело порядочно: запели девицы с шарманками, мы — подпевать, так, молодцы, натянулись, что и не помним, как нас и по домам-то развезли... Всё прокутили, что было...

— А жена-то ваша, — перебил я его, — что в это время с детьми делала, когда вы веселились в гостинице?

— Что делать-то, — отвечал он, — конечно, плакала!

— Ну, это, — сказал я, — дело ваше, но деньги-то были даны не на пьянство, а им на хлеб... Ну, в сторону это... А что же вы мне выписку-то?

— Да где ж, — говорит, — я ее вам возьму? Секретарь без денег не дает списать...

И ведь говорит-то человек точно сладкий изюм ест... Представьте себе мое положение: почта на дворе, как говорится, а готового ничего нет и деньги пропали... А виновник моих бедствий между тем точно сух из воды вылез и как ни в чем не бывало говорит:

— Вы уже другому-то никому, пожалуйста, не поручайте дела: пожалуйста, мне еще хоть два целковых, и я вам к вечеру принесу всё, а завтра вы еще успеете подать на почту... Вот, смотрите: клянусь я вам на икону Царицы Небесной — будь я анафема, трижды проклят, и притом если я не исполню своей клятвы, то дай мне, Господи, и трех дней не прожить и дай мне, Царица Небесная, и помереть без покаяния!... Ну, слышите, как я вас заверяю? И после того вы мне еще не верите?

— Да ведь вы уж меня один раз, и тоже с клятвой, бессовестно обманули?

— Что делать? виноват — простите! но хоть дозвольте мне оправдать себя перед вами!

Хоть и скорбно мне было и не было у меня уже более доверия к этому человеку, я дал ему опять последние свои три целковых (рубль он еще у меня допросил) и сам остался без копейки: времени оставалось у меня в обрез, а после таких страшных клятв у меня была хоть слабая, а все-таки надежда, что этот человек, быть может, на этот раз меня не обманет.

— Трех дней после обмана не дай мне, Господи, прожить!

С такими словами ушел от меня приказный, забрав последние мои деньги и обещая к вечеру принести исполненное поручение.

Пришел вечер — его нету. Пришло и утро. Почта уже ушла. На другой день вижу его — он выходит от отца игумена.

— Что же вы? Где же ваши клятвы?

Он даже и шапки не снял и с насмешкой мне ответил:

— А то как же вас, дураков, надувают!