Сергий Нилус - Полное собрание сочинений - Том 3

(А недавно бывшее столкновение Тульского губернатора с Богородицкою земскою Управой, позволившею себе переступить границу даже приличия по отношению к представителю Высочайшей власти в губернии! А сопротивление Курского земства устройству в губернии покровительствуемых самим Государем церковных школ86?!)

Достаточно хотя бы только кажущейся неопределенности взглядов высшего Правительства на внутренние политические задачи, вожделения самоуправления немедленно же начинают сказываться. Вспомните толки о конституции при начале каждого нового царствования, вспомните всеподданейшие (какова наглость!) адресы некоторых Земств, о которых не пишут, но о которых тем не менее говорят. Разве это не проведение в жизнь «принципа», тайно гнездящегося и тайно непрерывно работающего против законной власти. Малейшего колебания на высотах Престола достаточно для того, чтобы этот скрытый антагонизм горделиво поднял голову. Читаешь газеты и удивляешься, неужели же не видят, кому ведать надлежит, к чему направлены эти самоуправные стремления! «В Московской Губернской Земской Управе, — читаем мы, — получено извещение от губернских земских Управ — Орловской, Воронежской, Владимирской, Харьковской, Пермской, Костромской и Олонецкой о желании присоединиться к изданию земского органа печати в Москве».

Теперь мы, стало быть, находимся уже в фазисе объединительной работы: нынче — свой орган, имеющий будто бы служить мирным целям единого всероссийского самоуправления, завтра центральный земский всероссийский Исполнительный Комитет для тех же будто бы целей, послезавтра...?! Где же конец? Подумать страшно! Это уже не преступное легкомыслие — это система!

До чего, до какой мелочи (но мелочи тем не менее знаменательной) доходит это стремление к сепаратизму, где только на него не накладывают своевременно руку, видно из устройства земствами своих портретных галерей. Портретов общегосударственных деятелей в этих галереях не увидите; там все свои, свой air fixe87, свои Добчинские, никому кроме местных вожаков неизвестные, но тем не менее горделиво висящие в назидание лжи и обману нашего позорного времени. Попробуйте снять с самоуправленского гвоздика эти никому не нужные портреты... Батюшки светы! Самому Сенату не будет покоя: нарушение прав человека! Насилие!

Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно!

Но людей, а стало быть, и людские учреждения, судят по их делам. Может быть, это пресловутое самоуправление успело что-нибудь совершить великого за сорок почти лет своего существования? Может быть, оно улучшило быт самоуправляемого народа? Воспитало народ в незыблемых духовных началах, подняло его самосознание? Дало из среды своей великих деятелей на общегосударственной ниве, кроме висящих в позолоченных рамах в залах отечественных парламентов?

Самоуправлению отмежеваны были в сферу его деятельности: народное образование, народное здравие, народное продовольствие и самообложение на удовлетворение вышепоказанной деятельности, включая в эту деятельность и удовлетворение населения исправностью местных путей сообщения.

Следствие, произведенное сенатором С. С. Жихаревым88 в 1874 году над 193, дало такую картину положения земского народного образования: сельские учителя и учительницы толковали своим ученикам, что «порядки у нас дурные, что скоро наступит другой, лучший порядок, когда бедные отберут землю у богатых». Показывая детям нож, эти воспитатели деревенского юношества объясняли, что «он пригодится резать господ». Сельские учительницы читали тем же детям про Стеньку Разина89 и говорили, что «надо сделать бунт, перебить господ, как Стенька Разин перебил бояр, и что все должны быть равны». Так «образовывало и воспитывало» деревенское юношество, будущее войско Царя и Отечества, земство в эпоху ничем не стесняемого земского самоуправления. Стало быть, сильна была рука у земства, что она могла уничтожить всю политическую жизнь такого выдающегося по гражданскому безстрашию деятеля, каким был Жихарев, осмелившийся ради своего Государя приподнять уголок правды, скрывавшей земские тайны.

Слово — Бог — было изгнано из школьного лексикона. Священнослужители и церковные обряды подвергались осмеянию, правила Веры были в этой школе предметом глумления, семья как элемент, сдерживающий дурные инстинкты, — поруганию. Так шло до половины царствования Императора Александра III, до учреждения более бдительного правительственного контроля над местным самоуправлением. Такое «образование» дало обществу вконец испорченных полуграмотных дикарей. Масса, к счастью России, оставалась без «просвещения». За сорок почти лет своего существования земская школа, съевшая у общества большие миллионы, выпустила из своих стен на свет Божий только одну развращенную тьму невежества. Но затаенная цель этим достигалась: один из вековечных устоев русской народной жизни — Вера — подвергался разрушению нечистыми руками.