Серия «Гиперборейская чума» [3 книги]

— Нам же приказали быть в ангаре, — сказал я. — А для немцев приказ — дело святое.

— Но как же?..

— Ян, остаетесь за старшего. В крайнем случае, если уж совсем не повезет — держитесь до последнего. Пока что лучше ничего не трогать, особенно эти штуковины. Кнопки тоже лучше не нажимать. Кроме вот этой, видите: "Блокировка дверей"? Когда мы уедем…

— Зачем?

— Да как вам сказать: Надо же выяснить, что здесь происходит. В жизни немцы значительно умнее, чем в голливудских и советских фильмах.

— А в английских фильмах немцы, наоборот, очень умные, — сказал Флеминг. — И что из этого следует?

— Следует то, что вам надлежит сидеть тихо, но не позволять себя убить. Вы еще понадобитесь человечеству.

— Я уже замечал, что вы изумительно уходите от ответов.

— Да? Не замечал: Господи, Ян, мы в окружении, а в окружении есть лишь две тактики: не обнаруживать себя до последнего или появляться ниоткуда. Но второе требует специфического опыта. У меня он есть.

— Слушайте, Бонд: Допустим, мы будем сидеть очень тихо: и все-таки нас здесь нащупают. Должны нащупать. И мы будем держаться: сколько?

Допустим, у врага не будет новых сюрпризов для нас, — он кивнул на дверь, в которую въехал маленький поезд. — Но патроны имеют свойство рано или поздно кончаться…

Я помолчал. Флеминг был прав.

— Я не могу отдать вам прямой приказ, Ян. Судя по всему, эти штуки, — я показал на уложенные в гнезда металлические чушки, — и есть то самое сверхоружие.

Атомные бомбы, может быть.

— Значит, штурм будет жесточайшим: Что мне с ними делать? Есть ли способ их: испортить? Взорвать?

— Не знаю, Ян. Но — постараюсь узнать. Остальное — на ваше усмотрение.

— Бонд! Вы не должны: в такой ответственный момент…

— При возвращении я постучу вот так, — я показал: тук, тук, тук-тук.

Нас вывезло в длинный низкий ангар, где в два ряда, носами навстречу друг другу, стояли небольшие безмоторные самолеты странной формы. На спине каждого, ближе к хвосту, лежали толстые трубы.

— Мать моя женщина, — тихо сказал Филя. — Так это же "Фау-1". Мы их в Пенемюнде сотни две целыми взяли.

— Которыми Лондон обстреливали? — решил уточнить я.

— Так точно.

Я внезапно понял, что мы говорим по-русски. Пока ехали, Филя отчитывался о своем боевом пути в стиле американской казармы, а тут — на тебе…

— Конь в пальто скачет, — объявил Филя.

Между самолетами неслось нечто в комбинезоне и с черным от машинной грязи лицом.

— Я приказал что? Я приказал прибыть Первому и Второму, гром, молния и четыре свиньи вам в жопу! Вы кто такие?

Я поднялся с сиденья и одним движением плеча скинул плащ.

Явление генеральского мундира по эффекту могло быть сравнимо разве что с ударом конского копыта в лоб. Существо в комбинезоне повисло в воздухе, хватаясь не то за кобуру, не то за сердце.

— Болван, — сказал я. — Нет, вы хуже болвана: вы паникер. Вы намеревались израсходовать оружие возмездия на отражение мелкой неприятельской атаки.

Расстрелять, — кивнул я Филе.

Как-то очень внезапно мы оказались в молчаливом полукольце людей в таких же грязных комбинезонах и с понурыми физиономиями давно и безнадежно бастующих английских шахтеров.

— Я: исполнял приказание, — выдавил из себя приговоренный.

— Нюрнбергский трибунал признал, что исполнение преступного приказа не является смягчающим обстоятельством для подчиненного, — сказал я. — Всем разойтись по местам. Унтершарфюрер, исполняйте.

Филя взял приговоренного за шиворот и вынул из его кобуры "вальтер".

Тут под потолком захрипел динамик, и до боли знакомый пронзительный голос завопил…

— Веркау, что вы там копаетесь? Эскадра уже миновала второй пост!

— Разрешите связаться с начальством, бригадефюрер? — чумазый Веркау почуял возможность избежать расстрела за преступление, которого не совершал. — Это директор! Это он приказал! Он меня и после смерти…

— Солдаты! — вскричал я. — В то время как ваши братья в горах Тироля ведут неравную борьбу с жидо-большевистскими полчищами и примкнувшими к ним финансовыми олигархиями, вы, окопавшись в безопасной и уютной Антарктиде, ковали оружие возмездия! И вот в решающий час, когда осталось всего лишь нанести последний решающий удар по врагу, поразив его в самое его ядовитое сердце, паникеры в штабе, пользуясь болезнью фюрера, готовы пожертвовать всем ради спасения своих жалких потрохов, за которые в базарный день последний нищий не даст и двух пфеннигов! Это измена! Но мы знаем, как следует поступать с изменниками! Они будут повешены на собственных кишках, а вокруг будут летать окровавленные чайки и кричать: "Смерть предателям! Смерть негодяям!"

Боже, подумал я, а ведь когда-то я был поэт…

Окровавленные чайки: надо же…

— Веркау, — сказал я очень тихо. — У вас есть последняя возможность искупить вину перед Отечеством. Унтершарфюрер, верните ему оружие.

— Что происходит, Веркау?! — завизжал из-под потолка Зеботтендорф, но Филя поднял ствол "шмайсера" и разнес динамик в мелкую пыль. Грохот очереди всех вдохновил.:Мы неслись по коридорам, обрастая новыми воруженными людьми.