Серия «Гиперборейская чума» [3 книги]

— Вот и я говорю, — сказал старичок. — До чего дошли — оркестр американской морской пехоты играет на Арбате! Вы, извиняюсь, артиллерист или ракетчик?

— Куда пошлют, — туманно ответил Николай Степанович.

— Понятно, — вздохнул старичок. — Гриньков Иван Трофимович, майор в отставке. Государственной безопасности, между прочим. Я это почему говорю — сразу видно человека, который не начнет хватать за грудки и обвинять в палачестве…

— Верно, — сказал Николай Степанович. — В этих делах я больше на Всевышнего уповаю.

— Так вы верующий? — изумился старичок Гриньков. — Впрочем, сейчас я ничему не удивляюсь. Удивляться я отвык уже давно…

— Я тоже, — сказал Николай Степанович и представился нынешним своим именем.

— Если мы с вами здесь подольше постоим, — сказал отставной майор, — я вам такое расскажу…

Николаю Степановичу нужно было как-то скоротать время до вечера. Кроме того, он явственно чувствовал, что старый майор намекает: бесплатный "гиннес" не худо бы отполировать казенной четвертинкой. Ветераны органов, как давно заметил Гумилев, отличались поразительным долголетием, в отличие от фронтовиков.

Четвертинок, впрочем, в нынешних киосках не водилось — были здесь плоские фляжки со "Смирнофф", консервные банки с лимонной и черносмородинной, а также отечественные стограммовые пластиковые стаканчики, заклеенные целлофаном. В народе это угощение живо прозвали "русский йогурт".

— У меня феноменальная память, — похвастался Иван Трофимович, опростав стаканчик и закусив дымящимся шашлычком. — Очень многое я помню наизусть…

Николай Степанович испугался, что сейчас ему начнут читать Маяковского на память, и совсем было уже собрался откланяться.

— Я помню наизусть пьесу Метерлинка "Синяя птица", — похвастался старичок. — Слово в слово.

— Странно, — сказал Николай Степанович. — Если бы вы всю жизнь прослужили суфлером во МХАТе — другое дело. Но для бойца невидимого фронта…

— Так слушайте! — разгорячился майор Гриньков. — Началось все это после того, как партия покончила с ежовщиной. Был у нас спецотдел…

— А не боитесь? — сказал Николай Степанович. — Ведь у вас срок давности — понятие весьма относительное… "Хранить вечно" и все такое…

— Не боюсь, — сказал отважный старичок. — Хер ли бояться, когда всю заграничную сеть, почитай, сдали. Не хочу все это с собой в могилу тащить — другое дело. Рапорты до нынешнего начальства не доходят, недавно завернули очередной. Вот я и решил — первому встречному, как на духу… Не верите? "Митиль! Тильтиль! Ты спишь? А ты? Значит, не сплю, если говорю с тобой…

Сегодня рождество, да?.. Нет, не сегодня, а завтра. Только в нынешний год святочный дед ничего нам не принесет…"

— Феноменально! — воскликнул Николай Степанович. — Впрочем, я видел этот спектакль.

Он не стал уточнять, правда, что играли в том спектакле Бендина, Коонен, Москвин, Вахтангов и даже вдова Чехова Ольга Леонардовна Книппер.

— Вы видели его один раз, — грустно сказал отставной майор. — От силы два.

Больше нормальному человеку не вынести. А я смотрел его пятьдесят семь раз, и, коли доживу, погляжу нынче в пятьдесят восьмой. "А что это там расставлено на столе? Пирожки, фрукты, пирожные с кремом… Когда я была маленькая, я как-то раз ела пирожное… Я тоже. Это вкуснее, чем хлеб, но только пирожных много не дают…"

Николай Степанович понял намек и купил кое-чего пожевать, не забыв и про "русский йогурт".

— Пьеса классово правильная, — сказал старый майор. — Но с элементами мистики. Говорящий Хлеб, Говорящий Сахар, Говорящий Пес, — он покосился на Гусара. -

К счастью, посещать мне приходилось только премьеры. Вернее, открытия сезона — МХАТ всегда по традиции открывает сезоны именно этим спектаклем.

— Отчего же такая избирательность? — заинтересовался Николай Степанович.

— А-а, в том-то все и дело! — поднял палец майор. — Спецотдел наш занимался исключительно тайными организациями оккультного толка… Вы, вероятно, слышали — масоны там, розенкрейцеры… Слышали? Вот и прекрасно. Словом, у масонов существуют культовые зрелища — в Европе, например, они собираются на представлениях оперы "Волшебная флейта". Но в России этот шедевр почему-то не ставится, и для наших так называемых "вольных каменщиков" точкой рандеву еще аж с тысяча девятьсот восьмого года стала "Синяя птица", и как раз в открытие сезона.

— Сочувствую, — искренне сказал Николай Степанович.

— Мой предшественник, — сказал майор Гриньков, — был креатурой печальной памяти Якова Сауловича Агранова. Обоих, естественно, расстреляли, причем никаких подробных инструкций они оставить не успели. Но дежурства-то на открытии сезона никто не отменял! Мне полагалось следить за зрителями — не скапливаются ли в ложах, не обмениваются ли тайными знаками… Но ведь и систему знаков не передал мне мой предшественник, так что любое сморкание в платок, помахивание рукой, равно как и прищелкивание пальцами приходилось фиксировать с указанием ряда, места и особых примет, и заносить в докладную… И представляете, — он понизил голос, — ничем иным я не занимался!

Сидел в своем отделе и…