Серое братство

Валерий Гуминский Серое братство

Часть первая. Серое братство

Пролог

Драконьи Зубы. Боевые действия, 2431 год Обновленной Эпохи

Мысли скачут нескончаемым табуном по заснеженному полю памяти, взбивая копытами застарелый наст, спотыкаются, падают, ломаются на тысячи мелких зеркальных осколков и, рассыпаясь изящными бликами, медленно оседают на взрыхленное месиво. А в разбитых осколках — вся моя жизнь, все то, что пережил, о чем мечтал, о чем обязан был знать и сделать, о чем подозревал, догадывался, но так и не решился воплотить в реальность…

Я ползаю на коленях и трясущимися руками разгребаю рыхлую массу снега, доставая каждый осколок, вглядываюсь в отражение, и силой воли складываю мозаику.

Неужели я настолько беспамятен, что не могу понять, что означает застарелый запах плесени, этот воздух, прокисший духом немытых тел, чад почти погасшего костра, бред умирающих людей, гулкое эхо голосов, вязнущих в паутине подземных тоннелей?

— Философ, очнись, — кто-то толкнул меня в плечо, — сейчас не время уходить в себя.

Я узнал этот голос. Он привел меня в чувство. Хоть на этом спасибо. Шип — мой старый друг. Он глядит на меня голодными глазами, впалые щеки горят нездоровым румянцем. Даже при тусклом освещении я вижу его состояние. Одежда Шипа висит лохмотьями, кое-где проступает кровь. В руке он держит блестящий в отсветах костра меч.

— Что сейчас? — спросил я, привалившись к холодному камню спиной. — Ночь? Утро?

— Утро. Я проверил посты. Люди вымотаны. Еще два-три дня — и мы не в состоянии будем отбить атаки хессов. И я не уверен, что они не попытаются прорваться вовнутрь.

— Не паникуй, — устало пробормотал я. Спорить с ним я не хотел, оберегая последние силы. Вот уже две недели мы заперты злобными хессами — полузверями-полулюдьми — в одной из многочисленных пещер горной гряды, которую все называют Драконьими Зубами. Авантюрный поход в неизведанные земли закончился плачевно. Из ста человек в отряде осталось всего пятнадцать, да и тех хессы загнали в нору, где и заморят голодом. Самое лучшее средство, если хочешь сберечь живую силу.

Впору скрипеть зубами по потерянным возможностям. Я и Шип не должны были быть здесь. Многие наши друзья, может быть, спешат к нам на помощь, но успеют ли они? Где Поэт? Где Егерь?

Я снова проваливаюсь в реальность прошлых событий, где все перемешано в странном порядке. Я пытаюсь сложить свою мозаику…

1

Мое появление на свет было окутано тайной, обернутой в три слоя еще более загадочными обстоятельствами, а сверху приправлено оберегами и досужими вымыслами. То, что витало вокруг меня, касалось меня же меньше всего, потому что об этом мало кто говорил — с людьми я виделся редко. Нас знали как самых одиозных отшельников, и слухи ползли один краше другого. А я и не настаивал на рассеивании тумана вокруг моей персоны. Всю заботу брала на себя старуха со странным именем Брюнхильда. Почему-то все, кто ее знал, считали ее ведьмой, и видимо, не без причины. А она никого не разочаровывала на сей счет. Мните себе сколько угодно, пока это не грозит лично мне — такой девиз старухи удовлетворял нас обоих, отшельников из лесов.

Сколько я себя помню, мы почти безвылазно жили в старой избушке, срубленной из крепкой и не гниющей лиственницы, а само жилье находилось на дне глубокого ущелья Андальских гор. Редкие и короткие по времени походы в близлежащий город — Таланну — не давали мне повода заводить близкие знакомства, требующие постоянных исследований твоей личности. Мы покупали себе самое необходимое для отшельнического житья, узнавали последние новости и прятались обратно в гущу лесов.

Старуха меня не баловала. Как только я начал осознавать мир вокруг себя, она вдруг забеспокоилась и принялась учить меня жить и познавать происходящее, выискивать главное из незначительного, сливаться с природой в трепетном экстазе, гармонировать со зверьем, пропуская сквозь себя живительные потоки Космоса, и, чего мне не очень хотелось — познавать людей. Все же, отдавая долг Брюнхильде, героически взвалившей на себя такую ношу как мое воспитание, пришлось строить свои отношения с людьми, потому что я сам, сказала ведьма, есть человек, а никак не зверь. Я убегал в таежные дебри, осатаневший от нравоучений, но, понимая правоту старухи, возвращался домой после трех-четырех дней отлучки.

Когда мне исполнилось пятнадцать лет, старая карга поманила меня пальцем и «обрадовала»:

— Пора тебе уходить к людям. Я приготовила лошадь, на которой ты завтра утром поедешь в Таланну.

— Зачем? Чего я там забыл? — в моей голове не укладывался тот факт, что Брюнхильда отпускает меня одного в большой город, неизвестно для чего. Что-то темнит старуха. — Ты в своем уме?

— В Таланне поступишь в университет. Пора вложить в твою пустую голову что-то ценное, — упрямо гнула свою линию Брюнхильда.