Лация скрыла от коменданта, что из Энгла, Блика и Горба уже тайно выдвинулись к степным границам по пятьсот всадников, вооруженных до зубов, отчаянных рубак. Аншеф Бивар сам выбирал добровольцев, от которых не было отбоя, и брал с них клятву не щадить своего живота ради королевы. Поэтому называя численность отряда из Кротов всего лишь в двести человек, Лация намеренно усыпляла бдительность Коваша. Он здраво рассуждал, что с таким отрядом никто не посмеет совать нос в Степь. Открывая свои намерения коменданту, королева заодно решила проверить, не кроется ли в Кротах та самая измена, то слабое звенышко в Золотой Цепи, о котором упоминал Абилард. Но главная причина крылась в другом. Сосущая душу тоска искала выхода, мысли постоянно возвращались к Гаю, иссушали и мучили. Да и вся идея с инспекцией была порывом, необдуманным и спонтанным. Но к ее удивлению верный Пак не стал возражать, когда девушка объявила, что они выходят в Степь, и лишь кивнул головой и пошел точить мечи и ножи. Такое поведение озадачило Лацию. Пак буркнул что-то вроде «необходимо выпустить кровь кому-нибудь». Лация стала подозревать, что телохранитель тяжело переживает потерю человека, к которому привык. В чувствах, как и в оружии, он был весьма разборчив. Оставляя душу закрытой для других, он, тем не менее, такими вот неожиданными поступками разоблачал себя в привязанности.
Степь только просыпалась, когда всполошенные ото сна птицы, прятавшиеся в густом ковыле, взмыли вверх, оглашая утренний воздух треском сильных крыльев. Конный отряд на рысях, приминая траву, мчался по бездорожью, направляясь вглубь вражеских земель. Лация ничем не отличалась от других ратников, упрятанная в облегченную кольчугу, в шлеме, скрывающим ее волосы. Накануне похода Фавия, размазывая слезы по щекам, укоротила их. Королева прикрикнула на нее, когда служанка заупрямилась. В походе нельзя выделяться, тем более, если ты женщина.
У Лации были сомнения насчет Калиуса: брать его или обойтись без присутствия министра. Поразмышляв на досуге, она все-таки решила взять его в отряд. Пожалела Коваша. Девушка представляла, что произойдет, когда Калиус узнает о ее детской выходке. Поступили просто: разбудили его глубокой ночью и приказали срочно собираться. Спросонья Калиус ничего не понял, предположив, что королева желает продолжить инспекцию. Прозрение пришло лишь тогда, когда сплошь бронированный и вооруженный всевозможным оружием отряд вломился в земли кочевников. Возвращаться уже не было смысла. Крепость исчезла из виду.
— Моя королева, я уважаю в вас решительность во всем, — хмуро сказал Калиус, когда сумел поравняться с ней, сдерживая своего горячего коня. — Однако это лихачество может дорого нам обойтись. Буду вынужден доложить королеве-матери.
— Конечно, энн министр, — кивнула с улыбкой Лация. — Сколько угодно и когда угодно.
— Цените то, что вам дано, моя королева, — Калиус пристально посмотрел на девушку. — Ваша жизнь — это судьба Ваграма.
— Есть нечто важное, что перевешивает судьбу Ваграма, дорогой Калиус, — тень набежала на лицо королевы. — Выше трона, который я занимаю… Это Корона Мира.
Меньше всего Егерю хотелось глядеть на смазливую девицу, раскинувшуюся на медвежьих шкурах, выставляя без стыда свое привлекательное естество. Желание отвлечься от напряжения последних дней, предшествующих поимке Магвана, было недолгим. Теперь остался непонятный осадок то ли досады, то ли раздражения. Люди сутками сидели под открытым небом, мокли, мерзли, недоедали, а ему досталась эта служанка из харчевни, в которой Егерь снимал комнату. Раз в год он платил хозяину сполна звонкой монетой. Зная, что в любой момент, как только судьба забросит его в Фобер, комната будет свободной, такая оплата не казалась обременительной.
Вчера, кажется, хозяин перестарался в гостеприимстве. Егерь хмыкнул, легким тычком в бок разбудил служанку.
— Одевайся и выметайся, — сказал он, не глядя на нее. — Скажи хозяину, чтобы приготовил поесть.
Девушка, нисколько не обидевшись такому тону, легко поднялась, игриво изогнулась, покачала бедрами, искоса глядя на постояльца.
— Ступай, — не удержался от усмешки Егерь, но чарам обольстительницы не поддался. — Потом… Когда-нибудь.
День прошел в томительном ожидании за одной-единственной чаркой вина за пустым столом в темном углу. Прошли все сроки, когда можно было дать весть о провале или удаче. Егерь боялся признаться себе, что не просчитал до конца ситуацию, все варианты исхода поиска. Магван мог выбрать совершенно иной путь, отличный от того, какой начертали ему опытные бойцы Братства. Шпион имел все возможности проскользнуть в Берг или Фобер. Создавалось впечатление о неуловимости врага. И, кажется, Егерь начал подозревать, что весь север основательно прочесан Магваном. Что-то он там подзадержался. А теперь спускается к морю. Уходит?