Серп и молот против самурайского меча

Предполагалось, что соглашение относительно Внешней Монголии и вышеупомянутых портов и железных дорог потребует согласия генералиссимуса Чан Кайши. По совету И.В. Сталина Ф. Рузвельт обязался принять меры к тому, чтобы было получено такое согласие.

Главы трех великих держав согласились в том, что эти претензии Советского Союза должны были быть безусловно удовлетворены сразу после победы над Японией.

При этом Советский Союз выразил готовность заключить с китайским правительством пакт о дружбе и союзе между СССР и Китаем для оказания ему помощи своими вооруженными силами в целях освобождения Китая от японского ига[227].

В этом секретном соглашении в части, касающейся обязательств союзников о территориальных изменениях после выполнения Советским Союзом своих обязательств, обращает на себя внимание, что в отличие от высказываний Сталина в беседе с Рузвельтом 11 февраля о возвращении как Южного Сахалина с прилегающими островами, так и Курил[228], в окончательном тексте документа Курилы были выделены в отдельный пункт в качестве территории, которая не возвращается, а передается Советскому Союзу.

С учетом приведенного выше мнения Черчилля о том, что не все Курилы формально принадлежали России (до и после первого русско-японского договора 1855 г.), представляется вполне обоснованной точка зрения историка Ц. Хасэгавы, что выделение таким образом Курил в отдельный пункт было предусмотрительно осуществлено для того, чтобы исключить попытки заинтересованных сторон уклониться от выполнения хотя бы части своих обязательств в отношении перехода Курильских островов во владение СССР. Они могли сделать это, ссылаясь на положения Атлантической хартии 1941 г. и Каирской декларации 1943 г. об отказе союзников от территориальной экспансии и захвата территорий.

Уступка же Рузвельта в этом вопросе Сталину скорее всего диктовалась не столько намерением ограничить, возможно, более обширные требования в отношении Китая, в том числе территориальные, сколько стремлением, заручившись обязательством СССР вступить в войну с Японией, уменьшить потери США в войне с нею, приблизить ее поражение, а также создать предпосылки для послевоенного сотрудничества с СССР в деле обеспечения мира и международной безопасности[229].

Американская специалистка по данному вопросу Ф. Хилл не без оснований объясняет инициативу Рузвельта в заключении Ялтинского соглашения следующим образом: «Несмотря на стратегическое значение этих островов, США были обеспокоены вопросом о том, как добиться гарантии участия СССР в войне с Японией. Уступка Курильских островов, даже если они не относились к „территориям… захваченным Японией при помощи силы“, представлялась Рузвельту малой ценой.

Вначале февраля 1945 г. перспектива капитуляции Японии была довольно далекой, а атомная бомба — оружием, которое не было испытано. А американские военные эксперты и Объединенный комитет начальников штабов настаивали на вступлении СССР в войну с Японией для сохранения жизни сотен тысяч американских военнослужащих, которые в противном случае погибли бы[231].

Срок вступления СССР в войну с Японией в 2—3 месяца объяснялся тем, что именно столько времени, по мнению Генерального штаба Вооруженных сил СССР, требовалось для переброски войск с запада на восток.

Предоставило ли Ялтинское соглашение как таковое Советскому Союзу правовой титул и суверенные права на Южный Сахалин с прилегающими островами и Курильские острова?

Ответ на этот вопрос можно получить, рассмотрев ситуацию, которая могла сложиться, если бы Токио согласился на капитуляцию перед союзными державами, которые находились с Японией в состоянии войны, до вступления в нее СССР. Ведь переход упомянутых территорий в его владение был условием вступления Советского Союза в войну с Японией и вытекал из его обязательства сделать это до истечения трехмесячного срока.

Поскольку это соглашение носило ярко выраженный военно-политический характер, вопрос о его юридической правомерности с точки зрения приобретения СССР титула на эти территории в условиях действия советско-японского пакта о нейтралитете, исходившего из обязательств сторон сохранять территориальную целостность как Японской империи и Маньчжоу-го, так и СССР и МНР, не волновал главного партнера Сталина — Рузвельта. Это объяснялось тем, что, как он считал, проводимый им на практике политический курс в этом вопросе, независимо от того, приобретет Советский Союз правовой титул и суверенные права на указанные районы, т.е. станут советскими де-юре или они будут принадлежать ему де-факто, не нарушит его планов по обеспечению международной безопасности[232].