Верфи там переживали далеко не лучшие времена, зарплаты у народа упали, а про мои заводы, как оказалось, среди рабочих уже легенды складывались. Особенно в низах отмечалось "царское" жилье для работающих, школа для детей и бесплатное трехразовое питание в цехах.
Правда насчет жилья вновьприбывшие слегка "обломались" — свободных квартир у меня не было и рабочих расселили временно по "общежитиям": небольшим каморкам, устроенным на чердаках каждого из рабочих домов. Но народ был доволен: во-первых, их Березин предупредил, что "царское жилье" будет не сразу, а во-вторых и в общагах моих был теплый сортир и душ с горячей водой, хотя и общие.
Рабочих Сергей Сергеевич привез под свою, оговоренную еще до путешествия за океан, программу — но пока всех рабочих передали Чаеву и хоть частично, но проблему изготовления новых станков закрыли.
А учитывая, что по весне из Николаева ожидался еще один "десант", уже человек на пятьдесят, то я решил не дергаться.
Тем более, что кроме рабочих из Николаева приехал еще один человек, Север Капитонович Дементьев. Инженером Капитоныч, как его сразу стали все именовать, не был — но он стал "приобретением" покруче любого инженера. В Николаеве он работал сменным мастером кузнечного цеха и занимался главным образом закалкой различных корабельных деталей — включая поворотные механизмы артиллерийских систем. И вот как раз Север Капитонович, с его огромным опытом, и поставил финальный крест на "еретической идее": осмотрев парочку лопнувших коленвалов старый (лет ему было уже сильно за пятьдесят) термист выдал свое заключение:
— Проковать забыли и калили неправильно. Но дело это поправимо…
Усилиями Чаева и Серова в цепном цехе штамповка звеньев была в значительной степени автоматизирована, и один пресс сейчас вырабатывал по сто пятьдесят пластин в минуту, так что второй пневмомолот высвободился. За неделю Дементьев его перетащил на завод и перед началом токарных работ заготовку начали тщательно проковывать — ну а готовое изделие закаливать стали совершенно иным, одному Капитонычу известным, способом. Испытания "методом кувалды" показали значительное улучшение, и было решено производство не прекращать.
Но Березин привез не только новых рабочих. Второй рейс был немного поближе, в американский порт Галвестон (откуда "Чайка" доставила еще пару тысяч тонн бобов), и в американском порту он "неожиданно вспомнил" об одном из наших с ним разговоров. Разговор был, собственно, ни о чем — просто болтали два изнемогающих от скуки пассажира посреди океана. Но болтали все же о смысле путешествия "за три моря" (Черное, Средиземное и Атлантику), то есть о сельском хозяйстве. И упомянул я про неких курочках, которые "хорошо бы завести побольше".
И когда он в порту услышал знакомое слово, он этих курочек там же и купил. Капитан Арно был явно недоволен, когда в пассажирских каютах третьего класса появились новые пассажиры (и, главным образом, пассажирки), но двести девятнадцать (из двухсот сорока) курочек и тридцать из трех дюжин петушков-леггорнов прибыли в Царицын живыми и даже здоровыми. Так что курятники "птицефабрики" пополнились уже импортными обитателями.
Из-за невысокого прошлогоднего урожая несколько разгрузилась железная дорога, и удалось договориться о перевозке тракторов в Одессу по вполне умеренному тарифу, так что некоторый поток денег из Франции возобновился. Однако не такой "густой" как ожидалось: неожиданно довольно сильно упал спрос на мотоциклы. Барро даже прислал сына, чтобы обсудить сложившееся положение, а положение оказалось довольно серьезным: какой-то прохиндей наладил во Франции выпуск аналогичных механизмов. Не совсем таких же, похуже — но и подешевле: привод на французских машинах был не цепной, а ременной, мотор гораздо более примитивный: объемом в триста кубиков и мощностью силы в полторы. Но из-за проскальзывания ремня "мопед" не нужно было на старте подталкивать ногами, да и лить в бак можно было все тот же керосин. Но главное — за него просили только двести пятьдесят франков, а наш мотоцикл Барро продавал за триста пятьдесят, причем — в "базовой" комплектации.