Серпомъ по недостаткамъ

Во время войны с японцами благодаря Бенсону ни одна мина не досталась противнику в целом виде: донный взрыватель с медленно горящим порохом взрывал мину в любом случае. После окончания войны все минометы были уничтожены, ну а с теми, кто их делал и использовал, Евгений Алексеевич провел правильную "воспитательную работу". Так что, хотя у англичан и немцев появились какие-то подобия, минометами их назвать было трудно. Так, устройства для стрельбы гранатами. Хотя я не сомневался, что очень скоро английские инженеры решат необходимые задачи — лишь только возникнет спрос со стороны военных.

Военное дело в Европе существенно продвинулись, и в этом я виноват был сильно. Ну да человечестве любую хорошую вещь норовит приспособить для уничтожения себе подобных, так что не очень-то я и виноват. Если вдуматься.

Сидя в гостиничном номере я снова и снова думал о том, что можно сделать для исправления ситуации, но никаких "мудрых идей" в голову не приходило. Да и не мудрых — тоже. Наверное, все что мог, я уже сделал — а теперь Евгений Алексеевич заканчивал вывоз оставшегося совершенно необходимого или секретного оборудования вместе с "секретоносителями". Российским-то властям на всю эту деятельность было плевать, но не плевать было властям уже не российским, и вся его служба трудилась не покладая рук. Впрочем, работа вроде бы у них заканчивалась.

Интересно все же, как войдёт в историю Первая Мировая? В европейских армиях уже стояли на вооружении первые танки, десятки тысяч пушечных тягачей, грузовиков, бронеавтомобилей. Зачем будут нужны здесь марнские такси? Да и немецкие, пока ещё сырые подобия САУ не дадут появиться позиционному тупику…

А Россия… Россия не успевала. К патронному голоду добавится моторный, нехватка магнето заменится отсутствием горюче-смазочных и усугубится пропускной способностью дорог. Временами мне хотелось выть, глядя на сухие цифры отечественных промышленных объёмов. Инженеры и промышленники Европы учились быстро, и технологический отрыв нулевых был преодолён уже в начале десятых годов. Лучшие мастера, квалифицированные рабочие, развитая инфраструктура — русские товары были конкурентноспособны только до тех пор, пока оставались передовыми. Что прошло слишком быстро. Не то, чтобы меня это теперь беспокоило. Министра промышленности, электричества и горного дела Восточной Республики Алехандро Волкова.

Возможно, кто-то мог бы назвать меня предателем. Я представлял, сколько будет сказано о Волкове в салонах и гостиных Петербурга в ближайшие пару лет. Но ещё лучше я представлял, что ждет Европу в ближайшие годы. Подстегнутый технический прогресс вряд ли смягчит последствия тотальной войны — а вот усугубить их он может. В этом я был уверен — а еще в том, что двести сорок тысяч русских не станут жертвами этого безумия. Ну, хоть что-то…

Около трех пополудни я вышел из гостиницы. Солнце еле-еле начало клониться на запад. Хотя война, вроде бы, уже была объявлено, Одесса ее не заметила. Признаться, я все-таки думал увидеть что-то, хоть отдаленно напоминающее кадры кинохроники начала Великой Отечественной. Но нет, на улицах не было не то, что военных патрулей, но даже и полицейских. Спешили по своим делам обыватели, шустрили вездесущие босоногие мальчишки, неспешно прогуливались солидные господа и дамы под кружевными зонтиками. Единственным признаком оживления была компания гимназистов, что-то шумно обсуждавших — но была ли причиной дискуссии объявленная война или же очередные опереттки местных театров, узнавать я не хотел.

Практически инкогнито, без какой-либо помпы я, не торопясь, спускался к порту. Спешить было некуда, до отплытия оставалось около четырёх часов. Погода была чудесной, и мне хотелось запомнить последний день в России именно таким — летним, томящимся в ленивой южной неге, в цветах зелёно-белых акварелей, полный чириканьем птиц в садах и парках, стрекотанием кобылок и гудением шмелей и тяжёлых жуков.

Уже спускаясь с Николаевского бульвара я, наконец, понял, что последние пару минут казалось таким странным и нервирующим. Отдаленный, все нарастающий гул уже перестал быть похожим на недовольное гудение рассерженных майских жуков. На него никто пока не обращал внимания, и даже у меня ушло несколько дополнительных секунд на осознание происходящего.

Гавотти… Не знаю, был ли известен в моей прошлой истории этот итальянец. Фанат авиации, наверняка он должен был разбиться на очередном деревянном аэроплане. Но я изменил его судьбу — и он уже вошел в историю как отец боевой авиации. Точнее, как изобретатель бомбового прицела, конструкция которого, без значительных изменений, сейчас стояла на готовящихся сбросить тонны смертельного груза многих сотен аэропланов.