Серпомъ по недостаткамъ

Елена Андреевна поначалу, когда Илья стал приводить по субботам в гости этого странного юношу, слегка взволновалась: уж больно облик и манеры гостя не вязались с ее понятиями о "воспитанном человеке". Но быстро к нему привыкла и успокоилась: манеры были вполне светскими, только, оказывается, австралийскими — то есть почти британскими. И манеры — оттуда же, из бескрайних саванн и прерий, все же Елена Андреевна была дамой умной и понимала, что в жизни жители этих прерий общаются вовсе не так, как написано в романах. А у Ильи, похоже, появился в городе настоящий друг.

Илья с этим Александром каждый обед обсуждали какие-то технические вопросы, Елене Андреевне понятные мало и неинтересные. Интересным же было то, что каждый раз вопросы эти были разными и вовсе не связанными с железной дорогой (беседами о которой она была сыта по уши, встречая в гостях сослуживцев мужа). А еще было интересным, как Саша обсуждал эти вопросы. Иной раз то, что он говорил, и понять было не сразу можно, но когда сказанное укладывалось в голове, оставалось лишь удивляться, сколь тонко у этого, в общем-то, деревенского, парнишки чувство юмора. Понятно — британское чувство. Вот и сейчас, когда она отправилась на кухню, мужчины обсуждали странный вопрос: как поднять авторитет инженера у рабочих. Инженер — он же изначально важнее!

А когда Елена Андреевна возвращалась, она услышала сквозь приоткрытую дверь то, что едва позволило ей сдержаться от неприличного хохота:

— Да чем твои рабочие от детей-то отличаются? Пиписька побольше да игрушки подороже! А уважают они не самого сильного, а того, кто — по их понятиям — все умеет делать лучше любого из них. Причем тут важно именно "всё". Так что если не уверен в чем-то — то приезжай ко мне, как мастерскую закончу. Потренируешься — и покажешь им класс. А тогда они для тебя все сделают, чтобы доказать что и они умеют не хуже…

Да уж, лучшего определения мужчины Елена Андреевна еще не слышала. Но — пора подавать сладкое. Она, вздохнув, сделала серьезное лицо и вошла в столовую.

После того, как я переехал в новый дом, каждую пятницу мне приходилось встречать гостей. Ну не то чтобы приходилось, мне даже нравилось, что Кирилл Константинович с супругой зачастили ко мне. Я и раньше довольно часто с местным попом общался — он свое обещание "попозже наведать" выполнил на сто один процент. И довольно сильно помог мне освоиться с новыми для меня реалиями, а заодно и резко повысить свой авторитет на селе.

Буквально через пару недель после первого визита он навестил меня на строительстве плотины. Минут пять извинялся, что не навестил меня раньше, потом минут десять расспрашивал о всякой ерунде. В ответ я рассказал ему кое-что из "австралийской жизни", главным образом пересказывая содержание детской книжки про ослика Мафина и украшая рассказ "деталями" из фильма "Крокодил Данди". Ну а потом отец Питирим перешел, как я понял, к основной цели своего визита:

— Ну, судя по вашему рассказу, нравы в Австралии довольно пуританские, не то что в Англии. Но все же считаю долгом предупредить, так как человек вы молодой и силушкой, смотрю, не обижены. Вы уж извините, если что… но вы уж насчет баб поаккуратнее. В Империи у нас, видите ли, народ довольно болезный, заразы много. И сифилис у нас — дело обычное. Нет, в Ерзовке больных вроде немного, а в Собачьей балке — так там больных почитай уж один на дюжину точно, а то и поболее.

— Так, Кирилл Константинович, это — действительно интересно. Мне вообще-то пока не до баб, но заразиться и без этого вполне возможно, так что за предупреждение — спасибо. А что еще может поджидать тут неосторожного иностранца? В смысле болезней?

— Насчет чахотки Ерзовку Бог миловал, ее в уезде вроде и вовсе нет. Так, обычные болезни у людей. Чесотка, дизентерия — понос кровавый в смысле. Зимой тиф бывает, летом — говорят и холера приходит, но я тут почитай меньше года, так что холеру не застал…

На тему всяких болезней мы проговорили еще с полчаса, и мне все это очень не понравилось. Лекарству меня, конечно, есть немного — но насколько их, вдобавок уже и просроченных, хватит?

Поэтому чуть позже, когда поток копеечек в мои карманы стабилизировался, навестил я одну из городских аптек, по словам пристава Черкасова — лучшую в городе. Держал ее немец, Эдуард Карлович Кольман, по-русски говоривший со страшным акцентом. Примерно минут десять мне пришлось объяснять аптекарю, что я не болею ни сифилисом, ни чесоткой, ни прочими страшными болезнями, но после того, как объяснения до немца дошли, разговор стал гораздо более продуктивным. Поскольку мне пришлось переспрашивать его по несколько раз, то визит мой затянулся почти на час — но я не пожалел ни единой минуты.