Серпомъ по недостаткамъ

Чуть позже, классе в четвертом-пятом, я прочитал, что гадкие белые делали это вовсе не назло индейцам, а ради ценных шкур — и живо представлял себе бравых ковбойцев, бороздящих заснеженные просторы прерий укутанными в теплые бизоньи шубы. Но классе в шестом, увидев бизона в зоопарке, я вдруг сообразил, что шуба из коровьего меха, пусть даже и заокеанского, может придтись по душе лишь мазохисту или наоборот религиозному фанатику: тяжелая как бревно, жесткая как фанера шкура, да еще не греющая — это не для слабых духом граждан. Так что вновь я решил, что шкуры — лишь гнилая отмазка, а бизонов белые убивали чтобы индейцев голодом заморить.

И лишь сейчас, после того как прошедшая через фёдоровскую адскую машину молния отправила меня сюда, мне открылась истина: бизонов убили не борцы с индейцами. Бизоны пали жертвой промышленной революции.

Все приобретенные мною станки (равно как и практически все станки в мире, мною не приобретенные) приводились в движение от паровой (водяной, или, как у меня, электрической) общей машины через трансмиссию. Приводились не духом святым, а ременными передачами. И вот эти-то ремни и делались из бизоньих шкур!

Конечно, делались они и из других шкур тоже: свиных, коровьих… Только вот Россия избытком свиней не страдала, а коровья шкура была куда как тоньше и слабее бизоньей, так что даже в Нижнем владельцам заводов приводные ремни предлагались больше американские, как раз из бизонов. Из свиней тоже были — и сильно дешевле. Но и сильно хуже, так что народ предпочитал все же заокеанские.

Лично мне бизонов было жалко. А еще больше было жалко выкидывать деньги на ветер. Потому что даже бизоний ремень редко выдерживал больше месяца работы, а стоил он очень немало — для токарных станков я брал их по двенадцать рублей, а для зуборезного один ремень стоил четвертной, а нужно их было два. Но и это не столь важно, важно то, что станки, вращаемые общим приводом, сильно влияли друг на друга, что часто вызывало брак. Дошло до того, что при изготовлении поршней, поршневых колец и коленвалов пришлось запрещать одновременную работу нескольких станков: при той точности, которая требовалась для этих деталей, брак от рывков привода был практически гарантирован.

Поэтому первоочередной нуждой одинокого попаданца оказалась электрификация станочного парка. Тем более электричества у меня стало уже завались: перед Рождеством был запущен второй генератор и мощность "приусадебной ТЭЦ" достигла четырехсот киловатт. Поскольку у меня был свой зуборезный станок, коробки передач для модернизируемых станков я мог сделать сам — и посему Юра Луховицкий занялся их проектированием. Ну а я занялся электромоторами.

Мне, правда, проектировать их не требовалось, электрические моторы продавались, причем самые разные, и купить их был совсем не сложно. Вот только в силу каких-то неведомых мне обстоятельств моторы в продаже были все как один на тысячу, или полторы тысячи вольт. И даже — на три тысячи, а на двести двадцать или триста восемьдесят вольт — ни одного. Поэтому точнее будет сказать, что "мне не требовалось их проектировать с нуля".

Однако моторы были не очень дорогими (хотя и очень большими и неуклюжими): сименсовский мотор "на три лошадиных силы" в Нижнем продавался всего за пятьдесят пять рублей. Пришлось вспомнить курс физики, даже залезть в библиотеку Казанского университета — больше нигде нужных книжек не нашлось, но мне удалось пересчитать обмотку сименсовского мотора для переделки его на триста восемьдесят трехфазных или двести двадцать однофазных вольт. И за две недели до Рождества я приехал в Царицын с тремя такими моторами.

Одно было у моторов хорошо: они изначально предназначались для ремонта. Длиною в десять дюймов и диаметром в пятнадцать эти "колеса" обеспечивали идеальный доступ к обмоткам (которые вероятно предполагалось ремонтировать чуть ли не каждый день). Так что выкинуть старые обмотки и намотать новые оказалось делом нехитрым, хотя и очень грязным: изоляцией проводам служил асфальтовый лак. Сам по себе он не очень пачкался, но провода (нагреваясь при работе) его слегка размягчали, и обмотки слипались — так что разматывать их приходилось тоже горячими. Но ничего, справились — и к Рождеству у меня появились три трехкиловаттных мотора на двести двадцать вольт.

Этими тремя моторами я запланировал переоснастить три новеньких токарных бромлеевских станка, но выяснилось что данный корм оказался совсем не в коня: шпиндели станков (которые изначально вращались со скоростью меньше сотни оборотов в минуту) были так хреново сбалансированы, что станки начинали дико трястись уже на трехстах оборотах. Поскольку Юра Луховицкий все же занимался другой работой, балансировку он "спихнул" на Васю, а Никодимов — переманил мастера-токаря с французского завода. Что стало поводом визита (хотя, как я понял, довольно формального) Евгения Ивановича Чаева: