— Александр Владимирович, лично я понимаю ваши нужды в хороших рабочих, но должен сказать, что руководство завода уже выражает некоторое недовольство уходом к вам наших лучших рабочих. У вас это лишь личные мастерские и вы в обществе заводовладельцев не состоите, но думаю, вас стоит знать что владельцы в городе имеют договоренность высокими окладами рабочих друг у друга не сманивать — и ваши действия могут быть неверно поняты многими…
— Но я и не сманиваю, у меня оплата ниже, чем на вашем заводе. Если вы насчет Портнова — так у вас он получал в месяц шестьдесят рублей, а у меня его оклад — сорок пять. Про договоренности владельцев заводов я знаю, но я, хоть сам и не договаривался, их не нарушаю.
— Тогда не очень понятно, что же к вам лучшие рабочие-то уходят — неуверенно произнес Чаев. Обвинять меня в прямой лжи он не хотел, но и поверить моим словам не мог — Или я чего-то не знаю?
— Вероятно, просто не обращали внимания. У меня рабочие получают удобную и недорогую квартиру от завода, дети их обучаются в заводской школе. Питание бесплатное в цехах, опять же недорогая столовая для семей рабочих. Мелочи, и мелочи копеечные — но рабочим это нравится больше чем высокие оклады. Ну и, вероятно, тоже немалую роль играет то, что работа просто интереснее…
— Вот уж не думал, что рабочих интересует чем они занимаются.
— Интересует, если за этот интерес они премии получают. Вот у меня в цехе, на специальном щите, висит список задач, которые нужно решить. Не школьных — рабочих. Например, придумать как что-то сделать быстрее, лучше и дешевле. И для каждой задачи написан размер премии за ее решение. Скажем, у меня висела там задачка как поршневые кольца делать быстрее и точнее. Двое рабочих решение придумали — и получили по сто двадцать пять рублей каждый. А таких задачек в списке — с полсотни…
— Так это значит инженеры ваши плохо работают, такие задачи решать — это их забота.
— Ну, инженеров у меня пока лишь двое, и у каждого своих задач больше, чем можно решить вдесятером. Мюллер проектирует цементные печи, а Луховицкий — целый содовый завод. Рабочие же станки в общем-то знают, да и сметка есть — и вполне способны несложные задачи решить самостоятельно. Не все рабочие, и не все задачи — но результат все равно получается положительный. И для рабочих, и для меня. Ну а если вы знаете инженеров, которые ищут лучшей работы — то буду благодарен, если вы им меня отрекомендуете. Мне вот, например, сейчас станков двадцать надо на электротягу перевести… Кстати, я как раз собрался принимать у строителей инженерный дом — не желаете посмотреть, какие условия я инженерам хочу предложить?
Чаев жил не в самом Царицыне, а в жилом городке французского завода, именуемом "маленькая Франция". Вообще у завода таких "городка" было два — еще "большая Франция", где жило руководство завода — но там было всего с десяток особнячков. В мелкой же "Франции" домов было три десятка, и в них жили французские техники и русские инженеры (каждый в своем доме) и рабочие-французы в небольших квартирках в трех многоквартирных домах. Правда, в "большой" дома стояли в окружении маленьких садиков, так что "маленькая" была на самом деле меньше, но только по площади. Оба городка были с мощенными кирпичами улицами, обрамленными кустами, а между ними размещался небольшой парк. То есть, по местным понятиям, жил Евгений Иванович в элитарных условиях. Но осмотр нескольких квартир в моем "инженерном доме" наглядно показал ему убогость нынешней "элиты". И ладно бы теплый сортир с унитазом — я уже выяснил, что такого устройства Россия пока не знала (впрочем, не знала и "просвещенная Европа" тоже, насчет Америки — не в курсе), однако в моем доме он такое уже видел, равно как центральное отопление и горячую воду.
Но вот кухня со встроенной мебелью его почему-то добила:
— У вас действительно есть что предложить вашим работникам. Откровенно говоря, я бы и сам с удовольствием перешел бы к вам, но у меня, к сожалению, контракт на пять лет, и осталось почти три до его истечения…
— А за нарушение контракта какие наказания?
— Я буду должен выплатить полугодовой оклад, так что…
— Насколько я помню, у вас оклад что-то меньше двухсот рублей?
— Сто семьдесят.
— Я вам могу предложить подъемные, это у нас в Австралии принято платить специалистам за переезд к месту работы… Тысячу рублей, возвращать их не надо. И — тоже контракт, но не на срок, а, скажем, на перевод всех нынешних моих станков на электромоторы. Я думаю, что тут работы примерно на полгода, а то и год — но потом, надеюсь, мы и дальше продолжим сотрудничество. Тем более, что оклады инженеров у меня — двести пятьдесят рублей.
Евгений Иванович думал над моим предложением до следующего утра, но я практически не сомневался в его согласии. И не считал, что сильно переплачиваю — Юра проектировал перевод на электромотор одного станка почти два месяца, а у меня разных моделей станков было шестнадцать: одинаковых было как раз три токарных "бромлея" и два кунавинских сверлильных, кое-как переделанных для хонингования цилиндров.