– Вот так всегда, – вздохнула она. И я увидел, как она в одно мгновение пережила весь следующий день, неделю, месяц: заботы, дела, проблемы, вопросы. Между бровями появилась складка, которая невероятно испортила её милое лицо. Эта метаморфоза была неожиданной и резкой. Я погладил ей лоб, чтобы убрать эту складку. Татьяна, поднялась на локте и уткнулась в мою ладонь. Поцеловала её.
Я решил, что это можно счесть за белый флаг.
– Иди ко мне, – шёпотом позвал я. – Иди.
Она колебалась секунду, затем подвинулась и уткнулась мне в шею.
– Ты слишком красив для меня, – послышался её сонный голос. – Ты точно этого хочешь?
Вдруг мне стало сложно дать ответ. Момент, когда я готов был дать утвердительный ответ, даже не появился, несмотря на мою готовность выполнить её желание. И мог ли я отказаться? Что бы я не думал о своей работе, она заплатила за время со мной. За меня. Так? Почему я колеблюсь? Почему я считаю, что у меня есть выбор?
Видя моё замешательство, она улыбнулась и откинулась на подушки.
– Как же хорошо просто лежать.
И это было абсолютно искренне.
Я дотянулся до её волос и стал гладить их.
Она закрыла глаза и почти тут же уснула.
Мне было ужасно жаль будить её потом, но это значило бы дополнительные расходы, а я не хотел доставлять ей такие неудобства.
Мы попрощались словно навсегда и в этот раз. Но теперь я был уверен, что она придёт снова. И мне было неловко за свои мысли, но я стал ждать этого.
Глава 3
Она пришла почти через месяц. Опоздала.
Я принял душ и ждал её в «нашей» комнате. Татьяна пришла спустя минут 20 после начала отсчёта времени.
Даже в тусклом свете коридора было видно, как она бледна. Бардовое платье-футляр выгодно подчёркивало её формы, я не мог не оценить это. Но взгляд был затравленным, испуганным.
Она села в кресло и сложила руки на колени, пытаясь унять крупную дрожь.
Я сел перед ней на колени, взял руки в свои. Они были холодные как лёд.
– Что случилось?
Мотание головой, упрямо сжатые губы, напряжённые крылья носа: пытается не расплакаться.
Через несколько минут внутренней борьбы за собственное спокойствие, Татьяна смело, беря саму себя на «слабо», посмотрела мне в глаза и положила руку мне на шею.
Я немного наклонил голову вправо, чтобы её рука продолжила свой путь дальше по плечу. И я совру, если скажу, что не ждал прикосновений этой мягкой руки. Погрузившись в свои мысли, она подпёрла другой рукой свой подбородок, полностью закрыв пальцами рот. Холодная ладонь переместилась мне на плечо под халат и там осталась.
Я обхватил колени Татьяны, доверчиво прижался к ним. Она смотрела на меня ласково, нежно, с грустью.
В уголках её глаз были мелкие морщинки, мне они нравились.
– Прими душ, – предложил я. – Заодно успокоишься.
Если честно, это была уловка.
Кивнув, она с отрешённым видом выпрямилась (по-прежнему повинуется, не думая), я поднялся вслед за ней, встав у неё на пути.
Интересно, она специально выбрала бардовое платье сегодня? Мы были словно лепестки розы, идеально подходящие друг к другу.
Я прислонился своим лбом к её, легко обвил руками, успокаивающе поглаживая по спине и пояснице. Всё, что ей нужно было, только поднять голову. И вот подрагивающие женские руки легли мне на плечи. Она закрыла глаза. Всё зависело сейчас только от неё.
Татьяна подняла голову и мягко, целомудренно прижалась к моим губам, что не помешало ей позже ответить на мой настойчивый мокрый поцелуй.
Я помог снять платье, под которым оказалась красивая благородно алая «грация». Это невероятно.
Спустя некоторое время уже в кровати я увидел слёзы в её глазах.
– Прости. Тебе больно? – заволновался я и остановился.
– Нет, нет, всё хорошо. Просто ты… Нет. Я чувствую себя такой живой с тобой, что даже страшно. Это неправильно. Я не должна… Я так ясно ощущаю себя, своё тело…
– Я тоже, – признался я и впился в её губы.
Однако слёзы это не остановило.
Она убрала руки с моей спины и закрыла ими лицо.
Я отнял руки от её лица.
– Что случилось? Почему ты опоздала сегодня?
– Мой муж… Он… Я подошла к нему, чтобы проверить, а он… Он схватил меня за кисть. – Татьяна заломила левую руку, погрузившись в свои воспоминания. – Крепко. И он так на меня посмотрел. Мне стало страшно. Он словно знал, куда и зачем я иду. Я села рядом с ним и только и могла, что говорить: «Прости меня, прости». А он всё смотрел и смотрел, пока я не смогла… Просто не смогла больше это выносить. Я встала и ушла.
Я лёг рядом, обнял её и поцеловал в лоб.
– А что ты говоришь детям, когда идёшь ко мне?
– Что я иду танцевать.
– Боишься сказать им правду? Сын у тебя уже подросток, думаешь, что не поймёт?
Она покачала головой, размазывая слёзы по щекам.
– Мне так хотелось, чтобы он думал, что я верна отцу. По крайне мере сейчас. Боюсь, что его ранит правда. Не поймёт. Подростки – это те же дети, очутившиеся во взрослеющем теле. А детям важно знать, что между папой и мамой всё хорошо.
– Но ведь это не так.
– Не так. – Глухо откликнулась она и отвернулась, укрывшись одеялом.
Я навис над ней, не желая оставлять её в таком состоянии.
– Прости меня. Я был груб.