Он повернулся к юноше-иезуиту. Но тот, явно не намереваясь слезать, тоже достал и развернул свою грамоту. Он держал её не вертикально, когда можно читать написанное, а боком, разведя в стороны и придерживая руками два свивающихся края. В этом был вызов, и стражник, наливаясь сердитостью, шагнул, и протянул уже руку, чтобы выхватить грамотку и прочесть – куда и к кому едет этот невежливый юный монах. Шагнул – и вздрогнул вдруг, как ошпаренный, и отдёрнул испуганно руку. Да, ему и не нужно было читать чернильные чёрные строки. Достаточно было увидеть инквизиторскую печать.
– Прошу, прошу, – торопливо забормотал он, – святые отцы! Проезжайте! Простите, что допустил заминку… Что задержал… Приёмная епископа – розовый дом в самом центре города… Проезжайте!
В молчании двое монахов добрались до приёмной. Передали ослов выбежавшему расторопному конюху, и вошли в прохладный и тёмный и, на первый взгляд, бескрайний, с колоннами, высокий и гулкий холл. Здесь молчаливый секретарь взял их бумаги и, жестом предложив сесть, удалился. Путники, доковыляв до скрывающихся в тени лавок, сели и, с одинаковым блаженным стоном вытянув ноги, взглянули друг на друга и обменялись улыбкой. Как нелёгок был путь! Как хорошо, что он наконец-то закончен!
Зная, как велик и важен тот, к кому они приехали, юноши приготовились ждать и час, и два. Но события пошли не так, как предполагалось. Послышались звуки торопливых шагов – и в холл вышел сам епископ! В мантии с золотой отделкой, полный, с мясистым и красным лицом – и, на удивление, отнюдь не старый. Приехавшие торопливо вскочили и, упав на колени, коснулись лбами холодного мрамора.
– Встаньте, дети мои! – величественно произнёс епископ, протягивая руку для поцелуя. – Кто из вас – Вениамин?
– Я, ваше преосвященство, – ответил, целуя пухлую длань, францисканец.
Да, здесь было иначе, – не так, как у ворот. Качнулись весы, определяющие значительность персоны, в обратную сторону. Епископ, не обращая внимания на снабжённого инквизиторской печатью иезуита, прикоснулся к плечам и поднял с колен францисканца.
– Вениамин Сол
И, отступив на шаг, положил одну руку поперёк объёмного живота, а вторую поднял от локтя вверх и выставил палец:
– Следуй за мной.
И увёл нищего францисканца в свои кабинеты. К иезуиту же подошёл невзрачный служитель и поманил куда-то в сторону, в низенькую, неприметную дверцу.
Холл был настолько высок, что вверху, под потолком, по всему периметру тянулся балкон – и не один, а в два яруса. На нижнем из них, невидимые, – в тени, вверху, – стояли двое людей и молча наблюдали церемонию встречи.
– Кто этот юный Солейль? – поинтересовался один из них, когда холл опустел.
– Ты имеешь в виду, почему наш епископ так к нему ласков? Редко посещаешь библиотеку, брат Г
– Ах, вот как?! Подожди, подожди… А епископ назначен в Массар недавно, и, между нами, мечтать не смел о таком счастье, – и между нами же – это место мечтал занять главный инквизитор Массара, – так епископ теперь лижет ватиканскую руку при каждом удобном случае и с подобострастием! Думаю, что просто так он этого Солейля в Рим не отпустит!
– Совершенно правильно думаешь. Опять же – о пользе чтения епископской переписки: до того, как Солейль покинет наш благословенный город, его возведут в сан аббата.
– Аббата?! В девятнадцать лет?! И Ватикан утвердит?
– Более чем вероятно, что не просто утвердит. А вернёт его сюда с небывалым повышением. Потому что… – Открывающий тайны пригнул голову и снизил голос до шёпота: – потому что прошёл слушок, что этот Солейль – Папе
– Ка-ак?! Ведь Папа девятнадцать лет назад… находился под целибатом, обетом безбрачия! Что ты говоришь, брат Марцел?
– Ну, все мы люди, брат Гуфий. У всех у нас слабости.
– Вот, значит, как… Нужно свести знакомство с этим Вениамином. А кто второй?
– Родственник.
– Чей родственник?
– Ничей.
– Ах,