– Четыре шипа, – хмуро сказал кузнец. – Между любыми из них – угол в сто двадцать градусов. Как «горох» ни бросай – он на три шипа встаёт, четвёртый – обязательно торчком к небу. Лошадь, наступив на него, летит через голову, и всадник, конечно, всмятку…
– Сотни на две железа у тебя хватит?
– Хватит и на три. Только попрошу тебя, контрабандист…
– Всё, что смогу.
– Конечно, если сможешь… Привези его обратно ко мне. Перекую.
– При плохом ходе дела мне уже ничего возить не придётся. При хорошем – «горох» подберут те, кого он остановит. – Бэнсон улыбнулся, взял в руку паучка и добавил: – Но тогда у меня будет повод вернуться за ним.
Кузнец добавил в горн угля, взялся за рычаг мехов. Проговорил, ухмыляясь:
– Странно, что «чеснок» у тебя не из золота!
Погоня
Всё рассчитали до деталей. Была найдена укромная бухта, в которой встал на якорь «Марлин». Также нашли и частично расчистили подход с берега к бухте.
Подход этот был не вполне удобен: неширокая ложбина, заваленная камнями-окатышами, стиснутая с боков отвесными каменными стенами, круто поднималась вверх и, если бы здесь нужно было пробежать Сове или Бэнсону – они бы легко преодолели опасный подъём, но среди тех, кого в назначенную минуту должны были домчать сюда кареты, были дети и несколько женщин…
Наверху, на гребне – площадка шагов семь на десять, и затем – ещё более крутой спуск вниз, к берегу, где уже покачивались шлюпки «Марлина».
Хорош был только подъезд к ложбине – твёрдый скальный грунт, вполне подходящий для каретных колёс.
Бэнсон, мастер Йорге и несколько матросов с «Марлина» расхаживали по площадке. Они натянули канат от гребня вниз, до самого берега – но всё равно для женщин этот путь был весьма сложен. Если бы не такая удобная бухта, и не такой удобный подъезд…
Бэнсон спустился к ряду камней, сложенных в виде вала, за которым были разложены несколько мушкетов и пистолеты, в который раз проверил пули, порох, арбалет и болты. Вернулся наверх, к Йорге. Постояли в молчании.
– Сколько осталось? – спросил кто-то из матросов.
– Четыре минуты, – сказал мастер Йорге и раздвинул цилиндр подзорной трубы.
Мучительно медленно тянулись секунды. Вдруг Йорге негромко сказал:
– Молодцы. Всё точно.
И передал трубу Бэнсону. Тот схватил её, поднёс к глазу. Далеко внизу, между скал, слева, вдоль берега двигались три кареты. «Это Стэнток с семьёй и домочадцы скупщика краденого». Бэнсон перевёл трубу и увидел, как справа, навстречу им, ползут ещё четыре кареты. «Это Сова и дети из крепости». Вдруг Бэнсон недобро оскалился: за обоими кортежами, чуть превышая дистанцию прицельного выстрела, ехали чёрные всадники. Девять слева и пять справа. Они не гнались, просто ехали следом, старательно держась на расстоянии полёта пули. Каждая компания знала, что
– Четырнадцать, – сказал Бэнсон, отнимая трубу от глазницы и вытирая запотевший окуляр. – Хороший учитель – Ван Вайер. На всю жизнь запомню теперь, как важен тайный резерв.
– Пора! – проговорил Йорге и матросы, цепляясь за канат, растянулись вдоль спуска, встав в наиболее опасных местах.
Приготовился и Бэнсон. Подсыпал нового пороха на полки мушкетов и пистолетов, взвёл арбалет. «Как только кареты встретятся – чёрные всадники увидят друг друга и поймут, что вот теперь мы все – в одном месте. Вот тогда будет гонка…»
Этот миг пришёл. Выехав из-за скал к далёкому подножию ложбины, кортежи резко повернули и возницы взмахнули кнутами. Лошади рванули. Семь карет ходко покатили в сторону моря, всё больше забирая в подъём. Увидели друг друга и всадники, и две чёрные стаи рванулись навстречу. Пришёл их час. Бойцов у Совы – втрое меньше, чем их, все остальные – просто живое мясо. Вот она, минута награды за многодневное терпение. Хэй, загонщики, хэй!
Но кареты помчались совсем не так, как подобает тяжело нагруженному обозу, да и под колёсами у них были не ухабы и ямы, а твёрдое каменное плато. Выжали все силы из лошадей и всадники. Они уже настигали последнюю из карет, когда сверкнул в воздухе блескучий коротенький дождик, лёг частыми каплями под копыта мчащихся лошадей. Сразу четыре из них, подминая всадников, рухнули, кувыркаясь; резко осадили своих лошадей задние всадники, а кареты всё мчались вперёд, и раз за разом вылетал из окон последней блескучий металлический град.
Кортежи домчались до первых крупных камней. Дверцы карет распахнулись, из них стали выпрыгивать мужчины, женщины, дети – и все торопливо стали карабкаться вверх, вверх, – на гребень, откуда призывно махали им Бэнсон и Йорге.
Да, можно было предположить, что от