Серые будни богов

Кадай размышлял и в то же время высматривал свободное место под навесом. Мест было предостаточно, но, чтобы втиснуться пришлось бы просить кого-нибудь подвинуть свои тюки.

Хотя, вот же… В углу растёт одинокое дерево и, хотя его тень не так густа, как от навесов, для троих вполне сойдёт.

- Эй, незнакомец, тебе смелость в чреслах жмёт? – Их окликнул какой-то человек, вальяжно рассевшийся неподалеку. – Она конечно старая, но может и тяпнуть.

- Кто старая? – Кадай не понял, о чём речь и сделал ещё пару шагов по направлению к дереву.

- Харакса старая, – Лениво повторил человек. - Но коль укусит, то не ропщи, что Т’халь илии’Рахн тебя не предупреждал…

- Зелень небес? - Не задумываясь перевёл для себя Кадай, силясь вспомнить на каком из языков это слово.

Внезапно дерево шевельнулось и маг замер. «Дерево» на поверку оказалось вовсе не деревом, а каким-то животным. В сторону Кадая смотрела морда, сплошь покрытая самой настоящей корой.

- Кха-арха, - Звук, издаваемый хараксой, напоминал скрип несмазанных петель или старого колодезного ворота.

Ленгмар испуганно вскрикнул и спрятался за спину Сухому. Кадай же сделал один осторожный шаг назад и внимательнее присмотрелся к твари. Животное или дерево? Ни то, ни другое. Смесь какая-то.

Зелёная крона оказалась парой огромных крыльев, покрытых вместо перьев плотными кожистыми листьями. Пасть без зубов, скорее похожая на клюв. Бусинки глаз в глубоких складках коры. А длинный хвост напоминал крысиный, но весь покрытый тонкими белесыми ворсинками, как выдернутый из земли корень.

- Ап’балате хейнан милуни, ашш’инба? – К ним подошёл тот самый мужчина, что предупредил об опасности.

«Ты говоришь по милунитски, незнакомец?» тут же перевёл для себя Кадай. Милунитский… Ещё один язык в копилку. Говорить то он пока не говорит, но, как обычно, всё понимает. Кадай сощурил глаз и покачал ладонью, демонстрируя, что говорит, но очень-очень плохо.

- Не доводилось раньше видеть хараксу? – Переключился вновь на валайский незнакомец.

Голову хозяина хараксы украшал зеленый тюрбан, а объемистое пузо не давало до конца свести полы богато вышитого кафтана. Весь его внешний вид кричал о богатстве. Нарочито показном богатстве. Особенно выдающимися были массивные перстни, под которыми толстых пальцев было и не разглядеть.

- Не доводилось, - Соврал Кадай. Где-то там, в дебрях его памяти мелькали смутные образы, никак не желавшие становиться яснее. Как будто видеть ему доводилось не самих животных, а, скажем, зарисовки в альбоме. – Так она живая? Я имею в виду это что, не дерево?

- Ну конечно, – Мужчина встал и отбросил в сторону хвост хараксы, который безуспешно пытался углубиться в утрамбованную землю двора. - И, если, Вахари* спали эту обитель скорби, не дать ей пустить корни ещё хотя бы пару дней - она засохнет. Где только носит этого распорядителя?

- Так эта харакса… подношение?

- Истинно так, – Мужчина сощурил глаз и оценивающе уставился на Кадая. Прошёлся по латаным-перелатанным обноскам и презрительно фыркнул. – И это очень ценный дар. Невероятно ценный!

- А чем она питается? – Первый испуг у Ленгмара прошёл, и он с юношеской непосредственностью вмешался в разговор.

Животина двигалась вяло. В основном шевелился только хвост, настойчиво пытаясь укорениться. Но все попытки пресекались их новым знакомым. Если не подходить совсем близко, то опасаться, пожалуй, нечего.

Т’халь илии’Рахн – важный сановник из Амилунды. Он явно не считал их достойными собеседниками, но скука в этом сонном царстве допекала всех. Кто как умел, тот так и боролся. Кто спал, кто молча бродил туда-сюда, а Т’халя неудержимо тянуло похвастать…

Пока хозяин «невероятно ценного дара», с важным видом рассказывал Ленгмару про своего питомца, Кадай устроился в тенёк и слушал лишь краем уха. По соседству пристроился и Сухой.

Если верить милуниту, то харакса - ни дать, ни взять, а чудо из чудес. И ценнее животного на всём белом свете не сыскать.

- Видишь эти завязи на сгибе крыла? – С гордостью рассказывал он. – Такие появляются только у оплодотворённых особей. Эта побывала на брачных играх. А поймать ещё не укоренившуюся хараксу после брачных игр – большая удача.

- Брачных игр? – Переспросил Ленгмар.

Кадай хотел было одёрнуть Т’халя. В конце концов, мальчишке ещё рано про брачные игры… Или уже в самый раз?

А существо и в самом деле было уникальным. Наполовину животное, наполовину дерево. Хараксы обитали или произрастали во влажных болотах к востоку от Амилунды.

Когда харакса появляется на свет, то по размеру не превышает летучую мышь. Гибкие как ивовые прутья по молодости они без труда летают, а с возрастом всё больше деревенеют и пускают корни, чтобы дать жизнь новому поколению.

Дурманящий запах хараксы-родителя привлекает мириады насекомых, которыми молодняк питается первое время. А потом, немного окрепнув, подросшие хараксы направляются на вершины горы Аз’Гафур, где у них происходят те самые «брачные игры».