Серые глаза

– Нет, я не об этом. В тебе есть что-то, что очень сильно отличает тебя от других.

– И что это?

– Честность, – сказала я уверенно. – Именно честность с самим собой делает тебя сильным и независимым.

– Ты плохо меня знаешь, – лениво ответил он, потягивая чай.

– Тогда ты тоже плохо себя знаешь. Люди видят со стороны больше, чем тебе это кажется.

– Люди? – прыснул он. – Люди? Эти жалкие, слабые людишки? Они не видят ничего, кроме себя и своего эго. Им ничего не надо, лишь бы набить желудок едой, иметь под боком тех, кто безотказен, и даже после этого они будут капризничать и роптать на свою тяжелую долю. Люди, – повторил он и захохотал. – Ты смешная. Однако, ты тоже человек, тоже «люди», – он нахмурился. – Но ты не вызываешь у меня ненависти.

– Ты привык видеть во всех врагов, – отчеканила я, глядя на него строго. – Это не так, еще живы те, кто заботится об общем благе.

– Например, ты, да? – оборвал он меня.

– Нет. Я…– замялась, опустив глаза. – Я думаю о других больше положенного.

– Положенного? У нас, что, всё измеряется в порциях? – снова улыбка, открывающая ровный ряд зубов. – Общество слишком влияет на тебя.

– Зато ты независим, но из-за этого ты страдаешь! – вскочила я. – Ты тоже эгоист!

Он ошеломленно смотрел на меня, слегка раскрыв рот, потом он моргнул, расслабился и засмеялся.

– Да, я эгоист. Но что с этим сделаешь? – брови дрогнули. – Ты сама всё поймешь, когда почувствуешь, что чувствовал я.

Он поднялся, оставляя последнее слово за собой. Что он хотел этим сказать? У него была какая-то психологическая травма, и теперь он не доверяет людям, не любит их? Глупо, но всё возможно. Он не оглянулся, направляясь в ванную. Мне стало стыдно, кажется, я его обидела. Допив чай, я укуталась, вернулась в спальню, упала на кровать и мгновенно уснула. Работа за компьютером вымотала меня, плечи ныли, рука, печатающая больше всего, слегка тряслась и болела при напряжении, горло часто раздражалось кашлем, голова начинала болеть. Мне нужно было скорее поспать. Легла, ощутив приятную негу от чая и собственного тепла, отвернулась к стене, схватив любимую мягкую игрушку, и заснула.

Вечером я долго не могла понять, что происходит. На диване сидели Катя и Ник, дружественно болтая и улыбаясь. Я, умывшись, выслушала нотации в стиле "Почему ты себя так ведешь?" Несколько раз пожалела, что не отказалась от этого раньше, хоть и знала, что подруга старается для меня. Но, видя её недовольное лицо, я выпалила:

– Отстань! Мне ничего от тебя не нужно! Я уже не маленькая и способна справиться сама!

Катя удивилась, услышав от меня такие слова, обиделась и ушла. Ближе к ночи, глядя в окно соседнего дома, где потух свет, я написала ей сообщение и трясущимися пальцами отправила его. Было невозможно сосредоточиться, глаза слипались во время чтения параграфов, шея затекала, ноги не знали, куда себя деть.

На следующий день я поняла, что совершила большую ошибку, прочитав свое извиняющееся письмо подруге и вспомнив наш разговор. У меня не было другого выхода избавиться от её излишней свободы, поэтому я сорвала всё грубо, точно. В ответ мне пришли пару ласковых слов, но я знала, что она уже не дуется, а лишь сохраняет формальности. Поэтому послала ей улыбающийся смайл и спросила про заданную домашнюю работу. День прошел быстро, я перестала чувствовать усталость, вернулась работоспособность, активность и желание петь. Вечером выпила две кружки чая, радуясь продуктивности и выздоровлению. Звонила Катя, строго говорила не идти на следующий день в университет, я, слушаясь, так и поступила. Весь день пролежала на диване за чтением книг, чаепитием и глазением на улицы.

Сегодня утром я, поднявшись, поняла, что нужно еще извиниться перед Ником. Вряд ли наш разговор мог прекратить двусторонний интерес.

Н октября, среда

В университете меня потеряли. Пришлось писать записки якобы от тети. Надеюсь, она об этом не узнает и не открутит мне голову. Взяла список своих долгов и целый вечер разгребала их, но, думаю, это дело затянется еще на несколько дней.

Вообще уже давно перестала узнавать себя. Раньше я была тихой и кроткой, послушной тете и всегда отзывчивой. А сейчас могу и слово грубое вставить, и накричать, и обидеться, и подделать тетушкину подпись. Ох, ну, что со мной происходит? Неужели это всегда было во мне?..

Сегодня было е очень много пар, поэтому я решила пойти к Нику и поговорить с ним. Хотелось бы верить в его благодушие и понимание.

Как только я поднялась на его этаж, запыхавшись, долго смотрела на его дверь. Хотелось развернуться и уйти, сделать вид, что меня здесь никогда не было. Но нет, сейчас я стою тут, буравя бардовую краску железной двери, и не могу ни спуститься, ни подняться, ни позвонить, ни пойти домой. Но это будет неправильно, если я все оставлю так. Он наверняка думает, что я все еще злюсь, ненавижу его или еще что-нибудь, или сам глубоко расстраивается из-за нашей стачки.

Влажной рукой потянулась к звонку. Птички оповестили о непрошенном госте. Быстрый топот пяток. Замок заскрежетал, и дверь открылась.

– Привет, – сказал он удивленно.