— Она просто гуляла, ничего лишнего.
Где-то на краю гибнущего от горя сознания я отметила проскользнувшее удивление. Почему Даниэль так ему ответил?
— Хорошо, где Рупина? — вопрос являлся риторическим.
Грегори знал о Рупине. Знал!
— Хотела видеть Мелит. Пришлось пресечь подобные прогулки.
О том, что это фактически был побег он умолчал.
— Рупа убита, — заметил окровавленную одежду Даниэля и мое измазанное в крови платье. — Разве тебе не приказали привести ее сюда? — он слишком спокойно обратился к Даниэлю.
Даниэль не произнес ни слова, с присущим своей личности равнодушием глядя на отца.
— Приказа ослушались, — небрежно взмахивает рукой, унизанной перстнями и печаткой рода. — Отведите в темницу и привяжите к кресту, — приказывает так, словно отдавал обычные дневные распоряжения слугам. — Давно твоя спина не получала плетей, Дани.
— Вас понял, отец, — бараны, идущие на заклание, проявляли больше недовольства, чем этот парень.
Ради вида двое охранников увели его за руки. Думаю, он легко с ними справился бы, даже их мысли проецировали страх, однако Даниэль уже давно сломался под гнетом отца.
— Теперь ты, — и глазом не моргнул, отправляя сына на «казнь». — Неужели решила сбежать?
— Просто встреча, ваша светлость, — ответила хладнокровно и не преминула повторить: — Это была просто встреча. Разве я не подозреваю о способностях ошейника?
— Подозреваешь, но ты надеялась быстрее отправиться в Сумеречную империю и попросить политического убежища, разве нет?
Все знали, что на территории темных земель магические контракты, связанные с рабовладением, аннулировались. И рвались к нелюдям только по этой причине — хотели свободы.
— Разве не умерла бы я быстрее, чем доехала бы до нее?
В течение недели мы добрались бы до империи сумерек, рекордные сроки, не вариант, что я выжила бы, но ожидать такой же медленной смерти в стенах «Сладкого плена» было еще хуже.
Страх отсутствовал, только желание выжить мотивировало нести чушь с самым уверенным видом. Смерть няни избавила от эмоций.
— То есть ты не признаешься? Может, все-таки одумаешься?
Я чувствовала предвкушение, исходящее от охранников, которым на растерзание отдали бы четырнадцатилетнюю девчонку в случае согласия.
— Это был не побег, ваша светлость. Я слишком сильно хочу жить, — посмотрела прямо, не опуская взор, как не делали это многие в его присутствии.
— Подойди.
Молча подошла, пока не получила приказ остановиться в расстоянии шага от него.
— На колени.
Один из представителей головорезов пнул меня прямо к обуви лорда.
— Целуй, — подхватив мой подбородок носком туфли, указал на ту. Сжала ладони в кулаки. Так надо. Выжить любой ценой. Медленно прильнула губами к обуви из кожи крокодила. Резким рывком ее владелец ударил меня ногой по затылку, долбанув хорошенько об пол. Вскрикнула.
— Не сильно хочешь жить, кролик. Хотела бы, вела бы себя расторопнее. Ильдар, — кивнул головорезу.
Охранник одним рывком поставил на ноги.
Грегори почесал кота, Августа Тринадцатого, за ушком. Ильдар вытянул мои руки, вынуждая дрожащие конечности зависнуть в воздухе.
— Что ж, раз даже ошейник тебя не остановил, мы подстрахуемся браслетами.
Грегори не любил пачкаться, считал это чем-то вроде неэстетичным и предпочитал отдавать приказы слугам. Ныне традиции он не изменил и щелкнул пальцем, призывая мужчину к действиям. Острый кинжал неприятно коснулся кожи, Ильдар не пожалел силы и разрезал, не уступая опытным мясникам, одним взмахом вены на обеих руках.
— Ы-ы-ы, — замычала, не сдержавшись. Возглас Грегори понравился. Остановив игры с кошкой, он лениво подложил руку под щеку, разглядывая слезы, катившиеся по моим щекам.
— Кровь — лучший закрепитель, — издевательски пояснили для меня, материализуя в воздухе браслеты, сразу же вгрызшиеся в кожу и застывшие на запястьях кандалами. — Теперь не сбежишь, золотце.
Раны неприятно прижигало раскаленным металлом.
— Больно?
— Приемлемо, — ответила сухо.
— Не признаешь?
— Я не собиралась сбегать.
— Я предложил тебе сделку после первого раза: ты не сбегаешь, тебя в очередной раз не трахает мой сын. Все равно ослушалась меня. Какая жалость.
По взгляду понимала, что он задумывает. Меня будут пытать, если скажу правду.
— Я не собиралась сбегать, — продолжила упрямо.
— Не признаешься, Сильвия. Твоя взяла, — в его голосе прозвучали усталость и некоторое показное разочарование. Отпустил кота, чтобы встать. Теперь он был на две с половиной головы выше и давил еще ростом. — Сделаю вид, что поверю тебе, — произносит хрипло. — Сильвия, я не накажу тебя сегодня, ведь я «верю», но раз за разом, милая, я буду убивать все что дорого тебе. Живи с этой мыслью. Тебя не пустят по кругу мои воины, тебя не тронет мой сын, и тебя даже не изобьют. Первая смерть — Рупина. Ты о многом еще не знаешь, но, когда придет время обязательно расскажу.
Я не поняла сказанного Грегори и не понимала по сей день. Не существовало того, что было мне дорого. Но почему падение Аделаиды причинило боль? Почему я до сих пор не забыла о ней и помогала?