Серый коршун

Все, конец! И ей, и ему, и, вероятно, мне. Хоть бы по-хеттийски ругались…

Мантос нерешительно отодвинул молчаливых стражников и протянул руку. Я сплюнул и бросил секиру на пол.

– Далеко не прячь, о мужественный лавагет! И помни – ты забрал мой щит.

Меч я бросил рядом, а небольшой кинжал, укрепленный под мышкой, решил оставить. В этом бабском царстве пройдет и не такое…

– Сейчас тебя как следует запрут, Клеотер, – царевна зло усмехнулась. – Завтра утром я поговорю с тобой в последний раз. Ты выйдешь на площадь, при всех признаешься в самозванстве и передашь мне диадему. Если ты сделаешь это – посмотрим… Иначе я на часок-другой воображу, что ты – мой настоящий брат, предавший сестру ради этой поганой суки, ради этой подстилки, этой…

Странно, у царевен богохранимой Микасы на диво однообразный лексикон. Правда, Дейотара никогда не унизила бы мужа перед чужими. Хотя будь на моем месте Прет, кто знает…

Я надеялся, что лавагет опомнится, но тщетно – Мантос молчал, глядя куда-то в сторону.

Все – я проиграл! Проиграл, недооценив обаяние костистых прелестей своей сестрицы. О Адад, нельзя мерить противника по себе, как я мог забыть об этом?

Можно было еще попытаться. Напомнить, что они забыли о сестричке Дейотаре, которая охотно превратит Микасу в пепел, особенно после убийства законного ванакта. И что соседи в тот же час перейдут границы… Но я понял – бесполезно. Ктимена не видит ничего – даже исказившегося в муке лица своего несчастного ребенка. Мантос видит все, но будет молчать…

Я ждал, рискнут ли обыскать ванакта, хотя бы и бывшего. Обошлось – просто подтолкнули в спину и потащили все тем же коридором налево, где начиналась лестница, ведущая в подземелье.

Сестрица обещала как следует запереть меня, но не сдержала слова. В подземной темнице, как и в других узилищах Микасы, замков не предусматривалось. Вместо этого имелись чудовищной толщины дверь и громадный засов, роль которого выполняло средних размеров бревно. С подобной практикой я столкнулся в первую же ночь, когда навестил богоравного Арейфооя. В дворцовых подвалах все было устроено не хуже, чем в подземельях храма Землевержца, только двери потолще, а камни стен – покрупнее. Окошек, естественно, не имелось, зато полагался факел, который горел приблизительно полчаса, после чего можно смело ложиться спать – до прихода стражи ничего нового произойти не могло.

Первым делом я пожалел, что в свое время не приказал поставить в узилище что-нибудь вроде деревянного ложа. Камни пола были холодны и жестки. Я завернулся в плащ и сел в угол, стараясь не прислоняться к ледяной стене. Все, Нургал-Син, приплыли…

Признаться, расстроился я изрядно. И не только из-за обещания превратить меня в груду мясных объедок. Впервые пришлось воевать по крупному – и я проиграл быстро и успешно, даже не потеряв ни единого человека. А ведь все это я придумал не сам. Дейотара, Прет, богоравный Телл, Калиб, Тея, наконец, – люди неглупые, и уж во всяком случае поумнее этой костлявой истерички. Но Ктимена победила – просто потому что мы готовились воевать с умными людьми. Тупое бабское упорство, нелепое «Ни за что!» – и она победила. Конечно, ее победа – всего на час. Дейотара и Прет вскроют Львиные ворота, как амфору с критским вином, но тогда начнется резня – именно то, чего мы хотели избежать. К тому же я имел все шансы не увидеть даже этого…

Почему-то мысль договориться с Ктименой ни разу не пришла в голову. И вовсе не потому, что после отречения меня не пощадят. Моя сестрица дура, но не настолько же! Пощадить можно настоящего царевича, но не наглого самозванца. Просто сработала давняя привычка наемника – драться до конца. Нас, «серых коршунов», считают оборотнями. Сегодня служим хеттийскому Солнцу, завтра – царю Ассура, а после – Великому Дому Та-Кемт. Верно, но мы дослуживаем свой срок до последнего часа, и если попадаем в плен, то не предаем своих хозяев. В этом нет героизма, это – правило, иначе никто бы не позвал нас на службу. Нургал-Син, бывший царский мушкенум, получил дурацкую работенку в этой крысиной норе. Работенка мне не по душе с первого часа, но я делаю, что могу, и не собираюсь дезертировать. Настоящему Клеотеру, наверное, было бы легче. Сунул в зубы этой костлявой диадему – и дай Бел-Мардук ноги до самого Южного моря!

…Нет, поганая диадема снимается только с головой – тут моя супруга, пожалуй, права…

Я быстро успокоился. Что поделаешь, победа и поражение – удел воина. Остались лишь усталость и злость на дурака-Мантоса. Нас, вояк, обвиняют в том, что мы вечно путаемся со шлюхами. Верно – так и должно быть! Шлюхам ничего не нужно, кроме огрызка серебра. Лучше валяться на подстилке с последней храмовой рабыней из святилища Иштар, чем позволять, чтобы богоравная сука титуловала тебя дураком перед собственными воинами!

Впрочем, я злился не на него, а на себя. Я поверил Мантосу – и ошибся. Затем вновь поверил – но уже не в его верность, а просто в здравый смысл. И вновь просчитался – костлявые ключицы застили ему свет. Тем хуже для Мантоса – и тем хуже для меня…