Читаем Сержант Соломин и капитан Солженицын полностью

— Трудно сказать. Вы же учтите, что личный состав — это были в основном крестьяне. Ожидать, что они сильно поняли, про что он там рассказывал… По-моему, эта лекция больше для него самого была важна. Самоутверждался так мне кажется.

— Солженицын сейчас разговаривает на таком особом русском языке. Он и тогда так говорил?

— Нет. Нормально говорил, причем очень грамотно. Вы же еще учтите среда была не та, положение не то. А как он сейчас говорит, мне не нравится. Я, правда, не большой специалист, но не понимаю — зачем?

— Он тогда писал?

— Писал. Мне давал читать. Это были описания его жизни, что-то о первых днях войны. Ничего политического. Я вам так скажу: они из него сами антисоветчика сделали.

Батарея капитана Солженицына

— Вспомните бойцов вашей батареи. Кто это был?

— Всего личного состава насчитывалось порядка 45–50 человек. Дивизион формировался под Саранском, поэтому многие оказались из Мордовии. Если конкретных людей называть… Митя Метлин — очень толковый парень, правда, Александр Исаевич его почему-то недолюбливал. Кончица помню — из штрафников. Он под Киевом попал в окружение, потом — штрафная рота, ранение. Как говорится, кровью искупил вину и оказался у нас в батарее. Тоже толковый… Очень хороший парень командовал линейным взводом, старший лейтенант Овсянников, который потом заменил Александра Исаевича. Лейтенант Ботнев был командиром моего вычислительного взвода. Но я уже говорил — так сложилось, что обязанности комвзвода часто исполнял я. Был еще один дешифровщик, сержант Липский. Командиры звукопостов — Волков, Пташинский… Емельянов, помкомвзвода… Этих я помню.

— У Солженицына с солдатами какие были отношения?

— Я бы не сказал, что он плохо к солдатам относился. Просто Александр Исаевич себя держал так… на отдалении от всех. По-моему, только со мной у него были душевные отношения.

— Чем ваша батарея занималась?

— По звуку пушечного выстрела засекала огневую позицию противника. Обслуживали тяжелую артиллерию, которая вела контрбатарейную борьбу.

— Это ближний тыл или фронт?

— Как считать. Батарея располагалась в несколько слоев. Кто-то на самой передовой, другие дальше. Звукопосты располагались где-то в километре, центральная станция — глубже. В боях батарея участия не принимала, у нас была другая задача. Но война — это война. Нас с Метлиным и Кончицем Александр Исаевич раз послал уточнить линию фронта, и мы наскочили на группу немецких… не знаю, кто они, эсэсовцы или просто… только вооружены оказались очень хорошо. Меня в перестрелке ранило, это было второе мое ранение. Но кость не задело.

— Солженицыну выпадало в боях участвовать?

— Я же сказал — у нас были другие задачи. Я не помню, чтобы он непосредственно в боях участвовал, в боях пехота участвовала. А мы — только когда обстоятельства складывались. В окружении, например.

Моменты истины

— Про это окружение Солженицын пишет — то ли немцы нас окружили, то ли мы их. Как было дело?

— В январе 45-го наш Второй Белорусский фронт сделал стремительный марш-бросок и у Балтийского моря в Восточной Пруссии отрезал крупную немецкую группировку. Очень крупную. Эсэсовцы там оказались, бронетанковые части… Они перегруппировались и начали пробиваться. А цельная линия фронта еще не успела сложиться, в результате звукобатарея попала в клещи. Александр Исаевич связывался со штабом, просил разрешения отступить. Ответили — стоять насмерть. Тогда он принял решение: пока есть возможность — вывезти батарейную аппаратуру (это поручил мне), а самому остаться с людьми. Дал мне несколько человек, мы все оборудование погрузили в грузовик… Прорывались среди глубоких, по пояс, снегов, помню, как лопатами разгребали проходы, как машину толкали… Добрались до деревни Гроссгерманавт, там был штаб дивизиона и командир — полковник Пшеченко Петр Федорович, очень хороший человек. Я ему доложился: дескать, по приказанию капитана Солженицына вывез технику БЗР-2 (так мы назывались — «батарея звуковой разведки-2»). Пшеченко приказал строиться в колонну… Добрались мы до штаба корпуса. И там у машины меня вдруг обнял человек высокого роста — я и не понял сразу, что это Александр Исаевич: «Ильюша, я тебе по гроб жизни благодарен!»

— А он где был в это время?

— С личным составом. Мы расстались, когда они занимали круговую оборону. Но потом пришел приказ из штаба дивизиона — выходить из окружения. Как выпутались — не знаю, сам с ними не был. Но Солженицын ни одного человека не потерял, всех вывел. Так что, чего там про него писали глупости. Батарею Солженицын не бросал, в тяжелой обстановке действовал абсолютно правильно, спас и технику, и людей.

— Солженицыну еще поминают приезд жены на фронт в мае 44-го. Это ведь вы ее привозили?

— Я. Но, учтите, Солженицын не единственный такой был. Был момент, когда это вдруг стало модой — жен вызывать на фронт. Накануне наш командир Пшеченко свою вызвал. Наверное, тогда Исаич и загорелся. Вы же поймите: война, мужчины четыре года женщин не видят… Что — честнее ППЖ заводить?

Из воспоминаний Натальи Решетовской, первой жены Александра Солженицына:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза