Сержант Соломин и капитан Солженицын

«Однажды ночью, часа в три, меня разбудил мамин голос: „Наташа, сержант приехал!“ Выскочила, набросила халат поверх ночной сорочки, вошла в нашу первую большую комнату. На пороге — молодой военный, в шинели, зимней шапке, с рюкзаком за спиной… Илья Соломин привез мне гимнастерку, широкий кожаный пояс, погоны и звездочку, которую я прикрепила к темно-серому берету. Дата выдачи красноармейской книжки свидетельствовала, что я уже некоторое время служила в части. Было даже отпускное удостоверение. Но я не боялась фронтовому офицеру ничего не сделают за такой маленький обман.

В тот же день вечером мы с Соломиным уехали из Ростова… Родители его — евреи — жили до войны в Минске. Соломин почти не надеялся, что они живы. Может быть, поэтому, даже когда он улыбался, его черные, немного выпуклые глаза на серьезном, чаще всего хмуром лице оставались грустными».

— Почему Солженицын попросил съездить именно меня? Дело не только в дружбе. Народ в батарее был молодой, многим даже меньше двадцати. А я служил с 39-го, выделялся бывалостью. Ехали нелегко, три раза нас задерживали в поездах, но… Наташа у нас побыла короткое время, обратно отвозил уже не я, а старшина батареи Корнев.

— Какой вам Решетовская запомнилась?

— Интересная женщина. И внешне, и по содержанию. Очень образованная она же химфак окончила, диссертацию защищала. Пианистка, как потом узнал, блестящая. Мы с ней тоже подружились.

— Арест Солженицына вы помните?

— Да, конечно. Только название деревушки вылетело, где все произошло. Я как раз зашел к Александру Исаевичу. У нас уже были очень дружеские отношения, в свободную минуту я заглядывал к нему напрямую. Тут два незнакомых офицера входят: «Капитан Солженицын? Вы нам нужны». Он к ним подошел, дальше какой-то короткий тихий разговор. И потом: «Проедем на КП бригады». Выходят. Я следом. Во дворе «эмка». Садятся, уезжают.

Не знаю, что меня толкнуло, но я почему-то сразу понял: это — «СМЕРШ» и дело политическое. Побежал к батарейной грузовой машине — знал, что там, в кузове, лежит черный снарядный ящик, в котором Солженицын держал свои записи. Ящик схватил, отнес в лес и содержимое стал быстро перекладывать в свой вещмешок. Вещмешок был со мной все время, после войны я все, что тогда спрятал, отдал Наташе.

— А что там было?

— Рукописи, книги… Письма… Переписка с друзьями, с Наташей, с какой-то студенческой знакомой, с Лавреневым — Александр Исаевич ему рассказы свои посылал…

Вероника Туркина, двоюродная сестра Натальи Решетовской:

— Ильюша тогда, по сути, спас Исаича. Он успел спрятать (или частично уничтожить) личные записи, книги — в том числе и трофейные, которые Исаич из любопытства подбирал. Если бы это попало в руки следователям — еще вопрос, как бы все повернулось… Я потом видела бумаги, которые Соломин привез. Помню дореволюционное издание «Войны и мира» и на полях комментарии мелким-мелким исаичевым почерком…

— Солженицын свой арест в «Архипелаге» описывает иначе. Говорит, что взяли его у командира бригады Травкина…

— А «эмка» к Травкину и поехала. Там официальный арест состоялся. Сам Захар Георгиевич Травкин к Солженицыну с симпатией относился, особенно после истории с окружением. Вообще специально подчеркну: и в батарее, и в дивизионе Александру Исаевичу очень сочувствовали. После его ареста в батарею приехал из политотдела Семенов, собрание проводил: дескать, органы разоблачили врага народа. Слушали молча. Но все ведь знали, что мы с Исаичем дружили! И потом с глазу на глаз мне многие говорили — зря хорошего человека сгубили. И офицеры, когда я в штабе появлялся, — то же самое…

— Вам тогда было известно, за что его арестовали?

— Ходил слух, что за переписку с другом. Я этого друга, Виткевича, видел, он где-то начхимом полка служил и к Исаичу однажды приезжал.

Добавлю про однополчан. Через год вообще вышла одна ситуация… Я бумаги Исаича повез в Москву — Наташа тогда там в аспирантуре училась и жила у Вероники Туркиной. Прихожу — а у Туркиных сидит лейтенант Мельников, командир топографического взвода, и рассказывает, как дело было. Он, оказывается, тоже посчитал своим долгом навестить. И тут я вхожу… Мы растерялись оба — каждый ведь сам по себе шел, каждый старался, чтобы без лишних глаз и ушей.

Между тезками по отчеству

Те, кто верит во «власть имени», уверяют — тезки по отчеству в схожих ситуациях и ведут себя похоже. Интересно, определяет ли отчество схожесть самой ситуации?

Между Александром Исаевичем Солженицыным и Михаилом Исаевичем Таничем оказался Илья Соломин на следующем жизненном этапе. Это случайное обстоятельство определило и судьбу Соломина, и судьбу Танича, и другие судьбы.

Михаил Танич: