Съешьте сердце кита

— А что-нибудь удивляло, что-нибудь радовало? Жанна призадумалась. Поправила или только сделала вид, что поправила полу халатика на оголенной ноге.

— Да бросьте вы вашу сковородку с постными блинчиками, — уже злясь, сказал я ей, — и посмотрите на бухту. Посмотрите: огни в ней плавают, как в бездне. И море мерцает сегодня как-то так загадочно, волшебно. Вас это не трогает?

Вот уж действительно — почему ее это должно трогать?!

Никакой ведь там бездны, и море как море. Хо-лоднючее, даже не искупаешься. Но все же как смотреть…

— Я не люблю красивых слов, — отмахнулась Жанна. — Не нужно романтического треску! Я им сыта по горло. Видите, куда приехала за этой самой романтикой… Если хотите знать, вместо романтики я тут недавно вышла замуж за одного парня. Он приезжал сюда, но вообще он сейчас на Кунашире. Я ездила к нему на Кунашир, там продают вино, я брала у здешних ребят денег взаймы, мы их там пропили с мужем, и сейчас я жду, когда он приедет и заберет меня окончательно. Вот моя романтика на сегодняшний день! Он приедет — и мы уедем. Он тоже не любит красивых слов — но в общем, кому задолжали, мы всем отдадим.

Яшка не смотрел на нее. Он упорно смотрел в окно. Хотя, разумеется, ему сейчас было не до огней, которые плавали в бухте, как в бездне. Круто выступили у него скулы — и щеки разом запали.

— Уж полночь близится, а Германа все нет, — сказал он с горьким злорадством, не щадя ее.

— Ну и черт с ним, с Германом! — Жанна стащила с подушки гитару. — Раньше жили — не тужили, так и дальше проживем!

— Шла бы ты лучше работать, — отчаянно предложила девушка-дружинница, — ведь все наши девчонки работают. У всех девчонок есть сливочное масло, а у тебя нет.

— Боже мой! Сливочное масло! У меня бывает все, что я захочу. Это временные затруднения. Перебои с доставкой продуктов. Я жду все-таки мужа…

Старший дружинник хмуро предупредил, стуча ребром ладони по столу:

— Выселят тебя в двадцать четыре часа с острова, ты, я вижу, дождешься. Выселят, как… ну, как морально разложившийся элемент.

Она беспечно отмахнулась, но в глазах мелькнула тревога.

— Да прямо там — выселят! Свистнул дед-мороз — и началась буря! Вы себе запомните, парни: я ничем таким не занимаюсь. У меня муж. Вы не имеете права выселить, пока я сама не уеду.

— Ты не работаешь. А потом — мы ведь за тобой не следим, занимаешься ты чем таким или нет. Если занимаешься, само выплывет.

Жанна повела плечами? как бы пытаясь отодвинуться от забот и попреков, свалившихся на нее, опять забренчала на гитаре, подпевая:

Рок, рок, чудо века,
Ты испортил человека!

Она склонилась над Лидкой, задела ее грифом гитары:

Эх! От работы кони дохнут.
От учебы девки сохнут.
Не ходите, девки, в школу,
А танцуйте рокенролу!

Не приставай, Жанна, — заткнули уши та. — Очень нужна мне твоя рокенрола! Я уже вижу, до чего она тебя довела.

Эх! Не читайте на досуге,
А танцуйте буги-вуги!

Лидка закрыла уши подушкой. Я взял у нее учебник.

— У вас что, извлечение корней? Давайте помогу…

Лидка обрадовалась.

— Вот спасибо! Сама бы я не справилась. А Жанна знает, но помогать ей лень.

Старший дружинник нерешительно кашлянул.

— Ну, мы, наверное, пойдем. Чего тут… Ситуация нам давно уже известна.

— Идите, догоню, — кивнул я. Мне все же хотелось еще поговорить с Жанной.

С корнями я управился в рекордно короткое время.

Лидка вытаращила на тетрадку глаза, как на чудотворную икону.

— Вот это у вас голова-а! — протянула она с детским восхищением. — Не голова, а Дом Советов.

Увы, она мне не польстила.

— На кандидатскую диссертацию пока не тянет. Чего уж там про Дом Советов…

Жанна исподтишка следила за мной, и мне почудилось, что она даже чего-то опасается — то ли предстоящего разговора, то ли просто малознакомого человека.

— Итак, — начал я бодро, но как-то сразу скис под пристальным взглядом Жанны. В ее глазах попеременно прошли, как свет и тень, тоска и бесстыдство, бесстыдство и тоска. — Итак…

Я окончательно растерялся, оттого, наверное, что Жанна ни на кого не походила из тех девушек, что были мне знакомы не только здесь, на острове, но и вообще.

— Удивительно, до чего вы все здесь разные, — пробормотал я какие-то случайные слова.

Жанна присела за стол, уткнулась подбородком в скрещенные руки.

— Мы, может, дома разные. А здесь нашей жизни — один сезон. Здесь мы все одинаковые, одного цвета, как в Сочи на пляже.

Она лгала. Ей хотелось думать, что все такие, как она.

Я все же понемногу разговорил Жанну. Она нехотя сообщила, что отец у нее управляющий трестом «Горгаз» в крупном промышленном центре на Урале. Мать всю жизнь работала продавщицей, а в последние пять лет — только дома, только по хозяйству. Попросту, ничем не занималась она в последние годы («Беру с нее пример», — меланхолически заметила Жанна).

А Жанна училась — правда, не очень охотно. Кончила кое-как десятилетку. В институт и не пыталась поступать. Папа подарил мотороллер. Вот — каталась на мотороллере.