Сесиль. Амори. Фернанда

Все, что открывалось глазам Сесиль, было для нее ново и интересно. В своих воспоминаниях она видела, словно во сне, как малым ребенком спускалась на руках матери по крутому обрыву, как потом пересекала огромное водное пространство, запечатлевшееся в ее сознании гигантским зеркалом, как, наконец, увидела порт с кораблями, качавшимися, будто деревья под порывами ветра; но Сесиль было всего три с половиной года, когда увиденные картины поразили ее воображение, сохранившее их смутными, неотчетливыми, изменчивыми, как облака. Так что и море, и эти берега, и корабли были для Сесиль непривычным зрелищем. Бедная девочка, словно приросшая, подобно растению, к почве маленького домика, в котором она прожила двенадцать лет, не видела иных горизонтов, кроме тех, что открывались из окна ее комнаты или комнаты матери.

Впервые после смерти матери посторонние предметы смогли отвлечь мысли Сесиль от постигшей ее утраты, и, поскольку Анри был рядом, она с интересом расспрашивала его обо всем, что ее окружало; Анри отвечал на ее вопросы, как человек, сведущий во многом, и Сесиль продолжала свои расспросы, возможно, не столько из любопытства, сколько ради удовольствия слышать его голос. Ей казалось, что она вступает в новую жизнь и что именно Анри приобщает ее к этому необычному существованию; корабль, уносивший Сесиль к берегам другой страны, ее родной страны, отрывал девушку от прошлого, устремляясь вместе с ней к будущему.

Плавание прошло удачно. Небо, как мы уже говорили, было ясным, насколько может быть таким осеннее небо над Англией, так что через два часа после выхода из Дувра показались берега Франции, утопавшие в тумане, тогда как английские берега виднелись еще отчетливо; но мало-помалу Англия растворилась в дымке у горизонта, в то время как берега Франции проступали все явственнее. Сесиль попеременно обращала взор то в одну, то в другую сторону: какой из двух берегов окажется для нее более счастливым, а какой — более пагубным?

Около семи часов вечера прибыли в Булонь. Давно уже стемнело. Маркиза вспомнила гостиницу под названием «Почтовая», хотя и забыла имя ее бывшей хозяйки, правда, улица, где находилась эта гостиница, именовавшаяся прежде Парижской, а потом улицей Якобинского клуба, называлась теперь улицей Нации.

Хотя море было спокойным, маркиза чувствовала себя крайне уставшей. Проводив Сесиль с ее бабушкой в гостиницу, Анри вернулся, чтобы проследить за разгрузкой вещей.

Сесиль двадцать раз слышала рассказы матери о событиях того ненастного вечера, когда они покидали Францию. Она двадцать раз слышала из уст баронессы имя добрейшей г-жи Амброн, самоотверженно провожавшей их до самого моря, и, не такая забывчивая, как бабушка, девушка помнила ее имя.

Поэтому, едва войдя к себе в комнату, Сесиль вызвала нынешнюю хозяйку гостиницы «Почтовая» и, догадавшись по ее возрасту, что это совсем не та особа, о которой так часто рассказывала мать, спросила, не знает ли она г-жу Амброн, владевшую гостиницей «Почтовая» в 1792 году, и проживает ли она теперь в Булони.

Нынешнюю хозяйку тоже звали г-жой Амброн, только она приходилась невесткой той, другой, после того как вышла замуж за ее старшего сына, а свекровь отошла от дел, оставив гостиницу им.

Впрочем, г-жа Амброн жила в соседнем доме и большую часть времени по-прежнему проводила в бывшем своем жилище.

Сесиль спросила, нельзя ли поговорить с ней. Ей ответили, что нет ничего проще: г-же Амброн сообщат, что ее спрашивают приезжие.

Тем временем вернулся Анри; из-за таможенных формальностей выгрузить вещи можно было не раньше чем на следующий день после обеда, и он пришел сказать об этой задержке маркизе и Сесиль, выражавшим вначале желание уехать на другой же день; решено было, что уедут они лишь послезавтра утром.

Отъезд стал предметом серьезного спора между маркизой и внучкой. Сначала маркиза хотела ехать на перекладных, но для этого надо было нанять или купить коляску, и Сесиль, знавшая от матери, какие малые средства остались у маркизы, заметила бабушке, сколько они сэкономят, если поедут дилижансом; хозяин гостиницы, который в тоже время ведал общественным транспортом, пришел маркизе на помощь, предложив ей взять отдельное купе для себя, внучки и горничной — там ей будет не хуже, чем в коляске или в берлине, и доедет она почти так же быстро, как на перекладных.

Наконец маркиза, к величайшему своему сожалению, дала уговорить себя, вняв разумному доводу, и на отъезд через день в графу «Купе» вписали три имени: маркизы де ла Рош-Берто, Сесиль де Марсийи и мадемуазель Аспасии.

Узнав об этом решении, Анри тотчас заказал себе место в дилижансе.

В эту минуту вошла г-жа Амброн, собираясь, с присущей ей предупредительностью, предоставить себя в распоряжение тех, кто ее спрашивал.

При виде этой достойной женщины, столько сделавшей для несчастных беглянок — бабушки, матери и ее самой, — Сесиль раскинула руки, намереваясь броситься ей на шею, однако поданный маркизой знак остановил девушку.

— Что вам угодно, сударыни? — спросила г-жа Амброн.